Когда кто-то говорит, что родственные узы — это святое, что родня всегда поможет, мне хочется смеяться над такой наивностью. Часто бывает так, что роднее оказываются совершенно чужие люди. Родственниками не обязательно рождаться, ими можно стать.
У меня были родители, которые не слишком-то заботились о потомстве. Больше любили выпивать. Нас в семье было трое — я самая старшая, еще младшие братик и сестричка. Жили мы в деревне, где жило и много наших родственников. Все знали, что происходит в нашем доме, но ни один не вмешался.
Закончилось все ожидаемо — пьяной поножовщиной. Папа уехал на зону, маму похоронили, мы временно жили в приюте. Когда опека предлагала родственником взять нас, никто не согласился. Потом тетка по отцовской линии сказала, что заберет меня. Мне тогда было уже 12 лет, а брату 6 и сестре 3.
В опеке тетку уговаривали взять всех, но она отвечала, что старшую-то хоть к делу приставить можно, а с малышней ей возиться некогда. Я ревела, малые ревели, но маленьких забрали в детдом, а я поехала к тетке.
Зачем я ей понадобилась, было ясно. У нее свое хозяйство да огород, на котором пахать-не перепахать. Чем я и занималась. Шесть лет она на мне только что не ездила. До школы я должна была за скотиной ходить, потом в школу, обратно, быстро за час уроки, на огород или к животным опять.
У тетки самой была дочь, но она уже жила в городе, замужем. Поэтому по дому все обязанности по уборке были тоже на мне. Хоть я и работала, как проклятая, доброго слова ни разу не слышала. Но, хочу сказать, тетка ни разу на меня руки не подняла, она хоть и строгая была очень, но не обзывала просто так, не лупила. За дело — бывало, а так — нет.
Я все ждала, когда уже 18 будет, чтобы уйти и жить самой. Об учебе я тогда не думала. В школу я пошла поздно, давалась она мне плохо, кое-как оценки натягивали из жалости, чтобы на второй год не оставалась. Думала, пойду в помощники к кому или дояркой устроюсь, родительский дом подновлю, малых из детдома заберу.
Про брата и сестру я спрашивала часто. Тетка говорила, что все у них хорошо. Я просилась съездить, она обещала, но то огород, то скотину оставить не с кем, то далеко, то еще что-то.
— Вот 18 стукнет, сама и поедешь, а мне мотаться некогда, — отговаривалась тетка. Я верила и ждала своего дня рождения.
Дом, где мы с родителями жили, стоял заколоченный все это время. Местные знали, чей дом, не лазили туда, брать-то нечего. Сам дом тоже был неприглядный, но довольно крепкий. А в одну ночь сгорел почти полностью. Пожарные потом сказали, то дом за зиму отсырел и коротнула проводка. Мне стало некуда возвращаться.
Через полгода мне стукнуло 18. Опека теткина закончилась, мне было указано, где бог, где порог. В моих услугах больше не нуждались. Дочка теткина уговорила-таки мать продать хозяйство и переехать в город. А мне деваться некуда, меня никто не ждет, хотя в деревне родня-то еще оставалась, да после похорон мамы стали делать вид, что не знают меня. О помощи и говорить нечего.
В опеке мне сказали, что по поводу жилья помочь ничем не могут, надо обращаться в местную администрацию, там тоже завернули, сказали, что это мои личные проблемы, государство мне ничего не должно. А еще мне в опеке рассказали, что папа в тюрьме умер, брата перевели в другой детский дом, а сестру вообще уже удочерили.
— Маленьких детей вообще часто забирают. Ты не переживай, там семья хорошая, она теперь в Финляндии живет. Больше я тебе ничего не скажу, и этого-то говорить не должна. А брата можешь забрать, если сможешь собрать документы.
Вышла я из опеки, села на свой чемодан, не хочу плакать, а слезы ручьями. Ни дома, ни отца, ни близких, ни работы — хоть иди и вешайся. Два дня ночевала в стогу на поле. Хоть бы кто из родственников спросил, нужна ли помощь. Как от чумной шарахались.
Потом устроилась все-таки дояркой. Там давали общежитие, в котором обычно жили, кто приезжал с других деревень. Они там неделю живут, неделю дома, а другие работают. Я работала без выходных. И деньги были нужны, и делать больше нечего было.
Женщины сначала со мной не слишком общались, я там самая молодая была, всем там уже к сорока, одна я 18-летняя сопля. Потом привыкли, узнали кто я, что я, взяли надо мной шефство. Одна дочкины вещи привезла, которые та не носит, другая посуду, третья постельное. Смеялись, что я у них как сын полка.
И вот если бы не они, то я бы либо спилась, либо вздернулась. А они отогрели, помогли, я даже с братом смогла увидеться. Муж одной из женщин меня довез до детдома, где братишка жил. Я брата даже не узнала, уже так вырос. Ни на что не жаловался, но просил, чтобы я его забрала. У меня сердце в лоскуты рвалось от этого.
Мне потом Татьяна Ивановна, бригадир наша, помогла выяснить, как мне опеку на брата оформить. Даже со мной к нему пару раз ездила. Мы с ней вообще постоянно общались, она редко домой ездила. Когда я начала подыскивать дом, чтоб снять жилье, она меня остановила.
— Вот что, рановато тебе самой жить да брата поднимать. Ты вытянешь, ты двужильная, но не нужно оно тебе. Давай переезжать ко мне, я тебя пропишу, брата твоего заберем. Детей мне своих бог не дал, мужа давно схоронила. Хоть вам помогу.
Так мы и сделали. И я переехала, и брата забрали. Она нам как мамка стала, брат ее так и называл потом, а я все же Татьяной Ивановной, по привычке. Она нас с братом выучила, свадьбы нам сыграла, с детьми нашими нянчилась. Схоронили девять лет назад. Вот так бывает, чужой человек меня через жизнь провел, когда родная кровь отвернулась.
