Однажды он устроил скандал и высказал все, что о ней думает:
— Жены за декабристами в Сибирь ехали, а ты… Я все про тебя понял! Ты ради меня ничего не можешь и не хочешь! Не любишь ты меня.
Наговорив еще много обидного, он собрался и ушел…
— Ты собралась? Давай поторапливайся, самолет через три часа, а нам ехать еще час, минимум, надо еще к Сереге машину отвезти.
Николай суетился, кидал на диван одежду, тут же бежал к серванту, чтобы не забыть документы и деньги.
— Да собираюсь я! — заметив его метания, Марина покачала головой: — Ну что ты так нервничаешь?
— Да ты пойми, глупая! Такой шанс выпадает раз в жизни! Если сегодня не улетим, можем все потерять.
— А если обманут? — Марина не очень верила в манну небесную, которую наобещал Коле его друг.
— Нет, Серега обещал, значит, сделает, — ответил Николай, будто прочитал ее мысли.
Марина продолжила укладывать вещи в чемодан, но тут же снова застыла.
— Коль, и все-таки я не понимаю, а как же Грэй? А Пуха?
— Марина, послушай, — Николай на мгновенье остановился и, сев в кресло, раздраженно потер лоб рукой. — Мы не можем их взять с собой, разве это не понятно?
У Марины задрожали губы.
— Я все понимаю, но ведь они с нами пять лет прожили. Как они тут без нас?
— Ничего страшного. Привыкнут. Пуха целыми днями с соседскими котами носится. А Грэй… Приютит кто-нибудь.
— Ладно, — Марина покорно кивнула и, опустив голову, потащила тяжелый чемодан к дверям.
Еще раз осмотрев дом, она встала у порога и задумалась. И куда едут? Подумаешь, квартиру пообещали в городе, а чем в плохо в отдельном, пусть и стареньком деревянном доме? И работа еще неизвестно какая. Сто тысяч не платят за красивые глаза. Но Николай был непреклонен и все твердил, что «это последний шанс», что «им уже по тридцатнику, так и увязнут в этой Богом забытой дыре».
Марина в последний раз обернулась на дом.
В этом доме мама ее жила и бабушка, сама Марина здесь родилась и выросла. Все здесь родное. Она вздохнула, что их ждет в далеком, незнакомом городе?
Уезжать было страшно.
— Ну все, садись, — Николай завел старенькую «Девятку».
— Сейчас, Коль, к соседке на минутку сбегаю, к Лидии Васильевне.
— Ну куда ты?! Опоздаем! — крикнул вдогонку Николай и махнул рукой, Марина уже бежала к соседнему дому.
— Лидия Васильевна, здрасьте!
— Что так запыхалась? — приветливо встретила старушка-соседка и, выпрямив уставшую спину, оперлась на грабли.
— Мы с Колей уезжаем, а тут кот с собакой остаются, вы не могли бы хоть изредка их кормить?
— Ладно, а надолго едете?
— Насовсем, — Марина потупила глаза.
— Как насовсем? Куда ж вы? И дом бросаете? А зверей что ж, на произвол судьбы? День-два покормлю, но на постоянку… — Лидия Васильевна покачала головой, — прости, у меня своих вон, семеро голов с коровой, да козами.
— Теть Лид, ну так это временно, — виновато глядя на соседку, соврала Марина.
— А, понятно, за длинным рублем, значит, едете? — тетя Лида осуждающе махнула головой на Николая, сидящего в машине и сигналящего без перерыва.
— Он, что ли, тебя подбил?
Марина только кивнула, она знала, что тетя Лида недолюбливала ее Колю.
— Так и не расписались?
— Зачем? Он мне гражданский муж, я жена…
— Тьфу, — в сердцах сплюнула тетя Лида, не понимала она этого. — Вот попомнишь мое слово, девка, доведет он тебя до греха, — пригрозила соседка.
— Ну так присмотрите? — жалобно глядя, попросила Марина.
— Ладно, присмотрю, что ж поделать? Не бросать же? Ведь живые души.
***
Поселили их в коммуналке из четырех комнат, где вместе с ними жили узбеки-строители, а еще мамаша с тремя детьми и мужем, которого никогда не было дома, да дворник местный. Всего насчитывалось около двадцати человек. Точнее сказать было невозможно, так как все перманентно передвигались, уезжали, приезжали, менялись, менялась и численность.
Работодатель Николая пообещал в скором времени предоставить отдельное жилье, но как-то все затянулось.
А потом случилось то, о чем предупреждала тетя Лида. Работа у Николая была адская, с восьми утра до десяти вечера он принимал и отпускал на складах товар, в основном стройматериалы и разную хозяйственную мелочь. И погруз-разгруз приходилось осуществлять самому, хорошо хоть не одному, а вдвоем с напарником, да и Марина частенько помогала. Вместо обещанной сотни за работу хозяин платил тридцать тысяч.
— Коль, и долго ты так работать будешь? Ведь копейки платят? — спросила Марина, глядя на угрюмого, замученного работой мужа.
— Зато жилье бесплатное, — устало говорил Коля, — вот проработаю еще с полгода, тогда и продвинут по службе. Сначала товароведом, а там и до начальника склада недалеко.
— Так когда это будет? Ты хоть бы узнал, светит тебе что, или так и будешь каждый раз трупом лежать? — Марина в надежде прильнула к мужу.
Но он приходил такой уставший, что было не до нежностей.
— Узнаю, — пообещал он и, отвернувшись к стенке, мгновенно уснул.
Через пару дней Николай пришел с работы поникший и какой-то встревоженный.
— Ты чего? — почуяла неладное Марина.
— Ничего. С начальством поговорил.
— Ну, и что? Все плохо?
— Да ерунда какая-то, — несмело начал он, глядя на нее исподлобья. — В общем, это… Начальнику ты понравилась… Сказал, если переспишь с ним, даст место товароведа, — пряча глаза, сказал Николай.
— Что???
Марина во все глаза смотрела на Николая.
— Я настаивать не буду, сама решай, — сказал и отвернулся, не в силах смотреть Маринке в глаза.
Марина пообижалась маленько за чудовищное предложение, а потом, хорошенько подумав, приняла решение и… устроилась на работу нянечкой в детский сад.
— И что? — с пренебрежением спросил Коля, когда она ему с радостью сообщила об этом. — Плюс двенадцать тысяч к бюджету? Тьфу!
Так и жили они в квартире, больше похожей на улей, толкаясь и ругаясь с соседями из-за очереди в общественные места. Перебивались кое-как, работали и откладывали по копейке на черный день.
Николай ходил чернее тучи и почти не общался с Мариной. А та чувствовала свою вину.
— Коль, может, назад поедем? В деревню? — предложила она как-то.
— С ума сошла? Мы только вперед шагнули и снова назад пятиться?
Марина надеялась, что все еще, может, наладится, да только вскоре Николай от нее ушел.
Однажды он просто устроил скандал и высказал все, что о ней думает:
— Жены за декабристами в Сибирь ехали, а ты… Я все про тебя понял! Ты ради меня ничего не можешь и не хочешь! Не любишь ты меня.
Наговорив еще много обидного, он собрался и ушел, оставив ее в той самой коммуналке, за которую ей теперь приходилось платить.
Марина поплакала, но решила, что и без него прекрасно проживет, но женщиной «с низкой социальной ответственностью» ни за что не станет!
Прошло почти два года. Марина так ни разу и не съездила на малую родину, но часто вспоминала слова соседки Лидии Васильевны про то, что Колька до греха доведет и особенно про брошенные живые души, что тяготило ее и угнетало больше всего.
Вытерпела она еще некоторое время и с грустью поняла, что прожить в городе на зарплату нянечки невозможно. И вот теперь, спустя два года она крепко задумалась. Что же они наделали? Она наделала. Зачем Николая послушала? Еще и виноватой себя считала! Теперь она не понимала, как такое могло случиться, что она уехала из дома, куда глаза глядят вслед за таким человеком, как Николай.
Собрав свои небогатые пожитки, она вернулась домой.
***
Дом стоял на прежнем месте, только слегка обветшал, будто постарел без людей.
В первый же день Марина узнала от соседей, что тетя Лида умерла год назад, оставив хозяйство на своего брата.
— Здрасьте, дядя Гриша. А где Грэй, не знаете? А Пуха? — пришла она к соседу, когда не увидела во дворе своих когда-то горячо любимых питомцев.
— Кто? — подслеповато прищурился пожилой дядька в старой шапке-ушанке.
— Собака Грэй и кот Пуха.
— О, девка, сказанула, так, наверное, пропали давно. Кто ж за ними смотреть-то будет? Скотину нужно любить, ухаживать за ней, кормить, опять же. А обиду они долго помнят, потому и убежали.
— Да, все верно. Ладно, пойду, — расстроилась Марина и побрела домой.
Нужно было еще дом в порядок привести, да купить кое-что на скопленные гроши, а потом работу искать. Марина постояла во дворе у большого красного клена, роняющего первые листья, и, задрав голову, вздохнула полной грудью. Как хорошо дома! Но на душе все равно было отвратительно от осознания, что брошенные Грэй с Пухой где-то скитаются, голодают, а может уже и сгинули. И в этом виновата она одна.
***
На следующий день прибежал Грэй. Он присел у перекошенной калитки, каким-то чудом державшейся на одной петле, и потягивая носом прохладный осенний воздух, с недоверием смотрел на Марину, которая вышла во двор вытряхнуть половики.
— Грэй! — увидев собаку, она замерла и, почувствовав его нерешительность, дрожащим голосом позвала: — Грэй, Грэюшка, иди ко мне.
Тот вильнул хвостом и нерешительно пошел к ней.
— О, Господи! Худой-то какой! — она обняла собаку за шею и погладила по тощему боку. Пойдем скорей, накормлю тебя кашей.
Пес вилял хвостом, уплетая овсянку, и каждую минуту отрывался от миски, и повизгивая, кружился у Марининых ног.
— Ешь, мой хороший, ешь, — подталкивала его Марина обратно к миске, радуясь вместе с ним и роняя слезы. — Теперь мы всегда будем вместе. А где Пуха, ты не знаешь?
Грэй посмотрел на нее, словно понял, и ей показалось, будто слезы у него в глазах…
А еще через неделю пришел Пуха. С порванным ухом и облезлым хвостом. Долго сидел на заборе, всем видом показывая свое презрение и обиду.
— Пуха, ну иди сюда. Молочка дам, — ласково позвала Марина, не помня себя от счастья.
Тот даже ухом не повел.
— А сметанки? Свежая, вкусная.
Марина метнулась в дом и поставила на крыльцо блюдце со сметаной.
Кот, не обращая на нее никакого внимания, деловито вылизывал свою потрепанную невзгодами шкуру.
— Ладно, пойду, — решила Марина дать Пухе время на размышление.
А через пять минут выйдя на крыльцо, увидела его возле блюдца.
— Простил, значит? — улыбаясь, спросила она и тихонько погладила его по жесткой свалявшейся шерстке.
Тут же к ним подбежал Грэй и радостно затявкал.
— Родные мои! — вытерев слезы, Марина подхватила кота и, присев на корточки, обняла собаку. — Простите меня, я больше никогда… Вы мне верите?
Грэй лизнул ее в щеку, и кот замурлыкал.
На душе сразу стало легко и светло.
«Как же здорово, что я сделала этот выбор! — думала счастливая Марина. — Страшно представить, что было бы со мной, если бы я послушалась Николая».
