— Саша, внучок, — прошелестело в трубке, — забери меня отсюда, я домой хочу…
Александр, с удивлением глянув на старенький стационарный телефон, ответил незнакомой женщине, что она ошиблась, и нажал на рычаг, разъединяя вызов.
В эту квартиру они с женой Катей и сыном Савой въехали буквально только что. Замечательный подвернулся вариант! «Трёшка» практически в центре города, просторная, светлая, рядом детсад и школа, несколько магазинов, и до работы пятнадцать минут пешком.
Да, квартира без ремонта, да, «бабушатник», как сейчас говорят — с выцветшими обоями советских ещё времён, с выщербленным паркетом, с древней мебелью, которая, пожалуй, могла бы быть отнесена к категории антиквариата и которую продавец не захотел вывезти. Но зато и цена не была завышенной — не пришлось влезать в кредит, чего они с женой очень не хотели… А ещё в квартире была телефонная точка и даже стоял видавший виды аппарат — тот самый, на который поступил странный звонок. Правда, интернета не было, но это Александр намеревался исправить в самые ближайшие дни.
Приятная суета, связанная с переездом, полностью захватила молодую семью. Они решили заселиться в квартиру сразу, а ремонт делать понемногу — комнату за комнатой, направив на это в том числе и деньги, которые раньше уходили на съём.
Как-то, вернувшись домой с работы, Александр застал Катю в состоянии задумчивости.
— Что случилось? — спросил он.
— Знаешь, звонила какая-то пожилая женщина, попросила к телефону Сашу. Я сначала подумала, что тебя. Потом поняла, что она, наверное, просто ошиблась номером, потому как говорила что-то там про внука. Но твою бабушку я знаю. А других бабуль в вашей семье, вроде, нет. Грустно стало… Представила: живёт где-то старушка, которая забыла номер телефона внука…
— Да, точно, — вспомнил Саша, — она уже звонила и до этого, внучка искала и просила забрать её домой.
— Ой, Саш, — глаза у Кати повлажнели, — а можно узнать, откуда был звонок? Может, она просто потерялась?
Александр пожал плечами в ответ:
— Даже не знаю, может, через оператора получится выяснить?..
Но ничего выяснять не пришлось. На следующий день старый телефонный аппарат снова ожил. Глава семьи был дома один — Катя с сыном уехали проведать её родителей и отдохнуть немного от хаоса, который царил в их квартире.
— Могу я услышать господина Рудницкого? — спросил хорошо поставленный мужской голос.
— Вы ошиблись, здесь такие не проживают, — ответил Александр.
— Как же так? — удивился голос. — В договоре, который заключён с нашим пансионатом, господин Рудницкий значится как контактное лицо, указан этот номер телефона и вот этот адрес, — мужчина назвал адрес их с Катей нового жилья; Саша растерялся:
— Мы недавно купили эту квартиру, хозяева съехали. Но, по-моему, фамилия владелицы была другой…
Мужчина в трубке произнёс:
— Хм, печально. Значит, квартиру они продали, а бабушку свою просто бросили здесь… Что ж, бывает. Простите за беспокойство.
Но Александр буквально закричал в трубку:
— Какую бабушку?! Сюда звонила пару раз пожилая женщина, Вы о ней говорите?
— Да, это одна из наших клиенток. Родственники поместили её к нам, несколько месяцев исправно оплачивали содержание. Очередной платёж не поступил, а дозвониться до них ни по одному из номеров не получается.
Сам не понимая, зачем он это делает, Александр выпытал у мужчины адрес пансионата. Потом набрал Катю:
— Я бабулю нашёл. Поедешь со мной?
В пансионат «Тёплый дом» Александр с Катей приехали перед ужином. Весеннее солнце уже клонилось к горизонту. По освободившимся от снега дорожкам небольшого парка, что виднелся за решёткой ворот, степенно гуляли пожилые мужчины и женщины, некоторые из них сидели в креслах на больших колёсах, рядом стояли, судя по всему, медсёстры или санитарки.
Охранник на проходной позвонил директору. Им оказался тот самый мужчина, с которым Александр общался по телефону…
Предложив гостям свежезаваренный чай, директор рассказал, что 84-летнюю Софью Павловну сюда поместила её дочь. Временно, как она объясняла, поместила. Сказала, что ей предстоит длительная загранкомандировка, а сын с невесткой живут далеко, ухаживать за бабулей не смогут.
Подписали договор, дочь внесла предоплату за три месяца, пообещав, если не уложится в оговорённый срок, оплачивать каждый последующий месяц отдельно. Дважды на счёт пансионата действительно поступали деньги от её имени, а после этого — всё, тишина. Вторым контактным лицом в договоре был указан Александр Рудницкий, внук Софьи Павловны, но и он на связь ни разу не вышел.
Первое время старушка была достаточно деятельной, даже активной. А когда наступил оговорённый дочерью срок, в который её должны были забрать, пожилая женщина сникла. Она ждала приезда родных постоянно, все дни простаивала у окна в коридоре, из которого был виден въезд в пансионат.
Спустя примерно месяц Софью Павловну уже было не узнать: она полностью ушла в себя, перестала реагировать на окружающих. И лишь иногда, словно проснувшись, просила дать ей позвонить — номер телефона своей квартиры бабушка помнила от и до…
— И что теперь с ней будет? — спросила Катя.
Директор, побарабанив пальцами по столу, ответил:
— Мы, конечно, не звери. За ворота пожилую женщину не выставим. Но вы тоже должны понять: здесь не благотворительное общество, а коммерческий пансионат. Свяжемся с муниципальным домом престарелых, передадим бабулю туда. Она, кроме прочего, теперь ещё и бомж, получается.
— А можно её увидеть? — спросил Александр.
— Правилами не разрешается пропускать к нашим клиентам посторонних. Но что уж теперь, — директор махнул рукой.
Софья Павловна полулежала на высокой кровати, рядом с ней сидела девушка в форменном костюме с логотипом пансионата и пыталась кормить женщину. Та, упрямо сжав губы, отвернула от своей опекунши голову.
— Вот, снова не хочет есть, — виновато произнесла девушка, увидев вошедшего в комнату директора.
Тот жестом руки отправил сотрудницу за дверь.
— Софья Павловна, к вам пришли, — произнёс он.
Женщина встрепенулась, как бы подалась вперёд, но, увидев вошедших, снова сникла…
— Ты не Саша, — глухо произнесла она, глядя на Александра.
— Софья Павловна, мы Вас навестить пришли, — сказал молодой мужчина. — Как Вы себя чувствуете?
— Где мой внук? — так же глухо спросила та, проигнорировав реплику Александра.
— Мы… Мы не знаем, — робко ответила Катя, выступая вперёд. — Можно мы с Вами посидим немного?
Софья Павловна повернула голову и пристально посмотрела на неё. В уголке глаза бабушки блеснула слеза, затем влажный след протянулся по морщинистой щеке…
— Доченька, солнышко моё ласковое, — вдруг нараспев заговорила она неожиданно высоким голосом. — Венок… Венок из ромашек плела я ей… Тогда, на лугу… А она пела мне, пела… Про солнечный круг пела, про родину пела… Где моя девочка, моя маковка? Где Сашенька, внучок мой ненаглядный? Куда они ушли от меня? Почему не прихооодяаат? — голос сорвался, худенькие плечи затряслись и бабушка заплакала — тихо, горько, безысходно…
Катя, подскочив к ней, обняла сухое тело старушки и заплакала вместе с ней… Медсестра, которая наблюдала за происходящим из коридора, попыталась было вмешаться, но директор остановил её…
Возвращались домой в полной тишине, прерываемой лишь всхлипываниями Кати. Александр тоже то и дело моргал, останавливая непонятно откуда набегающие слёзы.
Родители Кати, услышав рассказ про Софью Павловну, долго не могли поверить, что такое вообще может происходить на самом деле.
Тесть, меряя шагами комнату, с возмущением говорил:
— Да что ж это такое, а? Квартиру, значит, они продали, а бабку, как ненужную вещь, выкинули? Ну люди! Ну хитровывернутые! Нет, мать, ты слышала? В командировку она уехала! А матку, значит, чужим сбагрила! Да как же земля таких носит, а?!.
Когда эмоции улеглись, семья, уложив Саву спать, собралась за столом на семейный совет.
— Значит так. Бабушка не виновата, что у неё такие родственнички, етить их налево. Квартиру купили задёшево, вот и считайте, что в нагрузку вам бабуля досталась. Не дело её в дом престарелых отправлять, — сказал тесть как отрезал.
Александр и сам уже думал, что надо Софью Павловну забирать из пансионата. А раз родители жены поддержали, то, значит, так тому и быть.
На следующий день он позвонил директору. Тот долго молчал, видимо, не особо веря услышанному. Потом, кашлянув, сказал, что подумает, как можно это дело оформить. А уже через неделю Катя, придерживая Софью Павловну под руку, вела ту к машине, Александр нёс следом нехитрые пожитки бабули.
— Поехали, бабушка, домой, — сказал он, поворачивая ключ зажигания. — Ваша квартира Вас заждалась…
Софья Павловна, шаркая стоптанными войлочными тапками, которые были в её вещах, опираясь рукой о стену, прошла вдоль прихожей. Остановилась у тусклого зеркала, которое Саша с Катей не успели ещё снять со стены и вынести к мусорным бакам, как планировали. Прикоснувшись пальцами к резной раме, повернулась к Кате и тихо спросила:
— Где я буду жить?
Та подошла к бабушке, приобняла её и сказала:
— Мы приготовили Вам комнату, давайте, я помогу.
Дальняя комната, по-видимому, и ранее служившая хозяйке спальней, была пока не тронута преобразованиями. Мебель оттуда так и не вынесли, плюс Саша, призвав на помощь двух друзей, перетащил в спальню старый тяжёлый комод, стоявший до этого в гостинной. Катя постаралась навести в комнате максимальный уют. Туда и проводила она бабулю.
Первые дни Софья Павловна была какой-то отрешённой, почти не реагировала на Катю и Сашу, от еды не отказывалась, но ела мало, больше лежала, глядя в одну точку.
Где-то через неделю от бабушки с дедом привезли Савушку, который очень скучал по родителям. Квартира наполнилась гомоном двухлетнего малыша — он просто не умел вести себя тихо, как ни упрашивала его Катя.
Через какое-то время после приезда Савы Софья Павловна выглянула из своей комнаты. Катя, увидев бабушку, поспешила к ней:
— Ой, простите, пожалуйста, это наш сын, мы постараемся, чтобы он не очень сильно шумел.
Пожилая женщина впервые за эти дни улыбнулась:
— Что ты, деточка, не переживай, он мне не мешает.
С этого момента бабушка начала оживать. Она называла Катю исключительно «деточка», подолгу сидела или в кухне, пока та готовила, либо в гостинной, где играл Сава. Старый и малый легко нашли общий язык, малыш быстро привязался к «бабуе», с радостью вовлекал её в свои занятия. Саша даже удивлялся, когда приходил домой с работы: теперь Катя успевала гораздо больше, чем прежде: Софья Павловна стала прекрасной компаньонкой для их сына.
На улице заметно потеплело. Выходя гулять с Савушкой, Катя выводила на свежий воздух и Софью Павловну. Когда старушка впервые появилась на скамейке у подъезда, это очень удивило местных кумушек.
— Ну, Пална, ты даёшь! — ошарашенно произнесла одна, видимо, самая бойкая. — Мы тебя уж и увидеть не чаяли. Смотрим, в квартире новые жильцы поселились, думали, ты к внуку подалась. А ты — вот она, тут. Или это родственники твои какие квартиру прибрали? Так, вроде, раньше мы их тут не видели.
— Родственники, — ответила пожилая женщина. — Самые настоящие родственники. А внук… Уехал внук. Далеко и надолго уехал.
— Ну понятно, — протянула соседушка, уловив в словах Софьи Павловны нечто такое, что не располагало к продолжению разговора.
Понемногу жизнь увеличившейся семьи встала на привычные рельсы. Ремонт в квартире Саша делал сам, но комнату Софьи Павловны не трогал. Кухня уже приобрела вполне современный вид, затем преобразилась комната Савушки и гостинная, где расположились супруги.
Весна, потом и лето пролетели быстро. Осенью у Софьи Павловны был юбилей — 85-летие. Поздравить бабулю приехали родители Кати. Получилось доброе семейное торжество — с застольем, подарками и искренними пожеланиями.
На следующий день Саша позвонил директору пансионата, спросил, не объявились ли родные Софьи Павловны — как-никак, такая дата у их матери и бабушки состоялась. Нет, никто и не вспомнил про пожилую женщину. Не понимал Саша этих людей, как ни пытался…
После юбилея Софья Павловна начала сдавать. Всё реже выходила она из своей комнаты, больше лежала. Врач, которого вызвала Катя, разводил руками: возраст, ничего не поделаешь.
Однажды бабушка, когда Катя принесла ужин, попросила посидеть с ней. И без предисловий начала рассказ о своей жизни… Катя слушала, боясь даже пошевелиться, чтобы — не дай Бог — не сбить повествование…
— Я ведь, деточка, не из простой семьи… Мама у меня дворянка, хоть и скрывала это почти всю жизнь… Перед смертью только мне всё рассказала. Отец из рабочих, но тоже образование получил хорошее, в университете преподавал, учёную степень имел. Эта квартира мне от них досталась… Замуж я рано выскочила. Как ни отговаривали меня родители, не послушала их. Муж такой… красивый был, остроумный. Любил меня сильно. И я его любила. Студентами мы тогда были. Помотались по общежитиям вдоволь. А уже когда он на фабрике инженером работал, дали нам свой угол. Там и Оленька родилась… В шестидесятом году… Потом квартиру хорошую получили…
Муж мне работать не велел, только дочкой я и занималась. Дачу купили, по полгода жили на свежем воздухе… Всё для Оленьки делали… Она ласковая росла, подойдёт, бывало, ко мне, обнимет… «Мамочка» да «мамулечка» меня называла… А как выросла, так и отдалилась от меня…
Хорошо мы жили, всё у нас было. Не задумывалась я, откуда муж деньги берёт. Оленьке уж тогда восемнадцать исполнилось, в институте она училась… Как-то пришёл муж домой и говорит, что, мол, развестись нам надо. Я так и обомлела, думаю: ну всё, другую завёл. Оказалось, нет, не в том дело. Он замдиректора фабрики работал. Ну, и организовал с другом подпольное производство: обувь делали, сумки кожаные. Потом уж следователь ОБХСС удивлялся, почему такого качества товаров на фабрике не было, какие они в своём цеху производили. Да… Миллионы зарабатывали… Почувствовал муж что-то — интуиция у него была звериная. Развелись мы с ним. Я к родителям жить пришла, Оленьке он успел квартиру кооперативную купить. Большую часть денег тоже смог спрятать — мы потом на них и жили. А остальное всё конфисковали у него. Там, видимо, цепочка длинная была, без высоких чинов не обошлось. Ну, и то ли сам муж на себя руки наложил, то ли кто помог ему, но ещё во время следствия нашли его в камере повешенным. В 1981 году не стало его… Меня тоже долго по допросам таскали, да что я могла знать? Ни про цех этот подпольный, ни про деньги ничего муж мне не говорил.
Лет через пять после его смерти пришёл ко мне мужчина один, принёс письмо. Ещё при жизни муж написал и доверенному человечку наказал мне передать, как всё успокоится. Вот в том письме и рассказал он, что и где припрятал. Позаботился он о нас с Оленькой: ни в чём мы не нуждались и после его ухода. Там как раз перестройка началась, никто нас уже не трогал… Наперёд муж всё продумал: деньги в золоте да в валюте хранил. Как потом свистопляска с ценами началась, мы почти ничего не потеряли.
Потом Оля замуж вышла, Сашеньку родила. То одно ей надо было, то другое… Пошли сбережения мужнины прахом. Не заладилась у неё семейная жизнь, Сашенька со мной рос. Она, как развелась, уехала сначала в Германию, потом во Франции жила с новым мужем. Но и там не ужилась, вернулась. Квартиру свою продала, деньги в бизнес вложила, да прогорела. И на эту квартиру глаз положила, да я сказала, чтобы и думать не смела. Обиделась она на меня сильно…
Сашеньку я, видно, тоже избаловала. С дурной компанией он связался. Квартиры они обносили да машины вскрывали. Кое-какие деньги у меня ещё были, откупила я его от следствия. Потом, вроде, внук за ум взялся. Женился… Надумали они с женой жильё купить, пришёл он ко мне, говорит, мол, давай эту квартиру продадим, а взамен две купим — мне и ему. Опять я не согласилась. Понимала уж, что не нужна ни дочери, ни внуку…
Здоровье у меня не то стало. Как-то дочь приехала, говорит, нашла клинику хорошую, мол, обследование можно пройти, а то и подлечиться. Поверила я ей. Бумаги надо было подписать разные, я подписала. Потом всё думала: как же они квартиру-то продали без моего согласия? Видно, тогда и подсунула она мне нотариальную доверенность — не зря мужчина какой-то рядом крутился, нотариус это, скорее всего, был.
В клинике я и правда лежала, но недолго. Вернулась в квартиру, а тут дочь хозяйничает. Мол, без присмотра мне никак нельзя. Смолчала я тогда… С полгода мы так прожили. Саша приезжал раза два… А потом дочь и заговорила про командировку да про пансионат тот… Если бы я раньше про доверенность поняла, никуда бы не поехала. А так… Поверила. Дочь всё-таки, не чужой человек… Да что теперь говорить, сама таких монстров вырастила…
Софья Павловна замолчала… Молчала и Катя. За стенкой давно уже спал Савушка, которого уложил отец. Саша несколько раз заглядывал в комнату, но, видя, что женщины заняты разговором, не смел их беспокоить.
Молчание прервала Катя:
— Вы не думайте о плохом, мы Вас полюбили, как родную. И Савушка к Вам привязался.
Софья Павловна остановила её:
— Да нет, деточка, у меня всё давно отболело. Вы мне и правда родными стали. Видно и так бывает в жизни: свои предают, а чужие спасают… Пожить подольше хочется, да чувствую: недолго мне осталось.
Катя хотела возразить, но Софья Павловна продолжила:
— Муж мне приснился сегодня. Пора к нему. Думала, что унесу свой секрет в могилу, да, видно, пришла пора поведать его… Мама покойная перед смертью передала мне фамильные драгоценности, наказывала беречь как зеницу ока. Тайник есть в квартире. Никому я об этом не рассказывала, даже мужу. К маминым драгоценностям добавила я несколько дорогих украшений, что он мне дарил — самых ценных. Так что, деточка, на похороны мои вам денег хватит. И ещё останется — в память обо мне.
— Да что Вы, Софья Павловна, про смерть-то всё говорите! — вскрикнула Катя. — Даже не думайте, Вы нам нужны. И драгоценности свои наденете на столетний юбилей, мы Вам такой праздник забабахаем! Вот увидите!
Пожилая женщина улыбнулась:
— Какая же ты милая, деточка… Как жаль, что не смогла я воспитать такую дочь… Ты слушай, не перебивай: в комоде вот в этом, если вытащить оба верхних ящика, у задней стенки панель открывается. За ней — углубление. Там коробочка лежит. В ней — всё. В добрые руки передаю я мамино состояние, не обидится она на меня…
Катя обняла бабушку, и так они ещё долго сидели, думая каждая о своём…
Через неделю Софья Павловна тихо скончалась. После похорон Саша с Катей открыли тайник. В нём они нашли невероятной красоты гарнитур старинной работы, выполненный из золота и бриллиантов с изумрудами. Видимо, это и было дворянское наследство Софьи Павловны. Другие украшения, поскромнее, скорее всего, куплены были её мужем. Один браслет ювелир, к которому Саша его отнёс, оценил в сумму с шестью нолями и тут же предложил купить. Остальные драгоценности супруги решили не трогать.
А следующим летом на могиле Софьи Павловны появился красивый гранитный памятник в виде птицы, устремившейся вверх — туда, куда и ушла эта женщина. И откуда она наверняка смотрит на родных людей. Пусть и не по крови родных. Но которые будут помнить её всегда.
