Маша была девушкой миниатюрной, улыбчивой, трогательной. Рядом с крупным и шумным Гришей казалась почти незаметной. Она и не претендовала на общее внимание, сидела тихо, пила чай на наших тусовках. Пока мы буянили, хохотали, пили водку или разведенный спирт Рояль. Ей было двадцать, Грише двадцать восемь. Гармоничная пара.
Гриша тогда, в середине 90-х, пытался мутить разный бизнес, торговал чем попало. Маша заканчивала институт, даже не помню какой.
Однажды я пришел к ним в гости. В ту пору все мы еще легко и просто ходили в гости друг к другу. Первое, что увидел в коридоре – большую фотографию гардемаринов, ну этих – Харатьяна, Жигунова и третьего, забыл совсем имя.
Что это, спрашиваю.
«Ой, – Гриша махнул рукой. – Машка их обожает. Ну я и не против».
В комнате я увидел еще гардемаринов. Больше всего было Харатьяна.
Мы стали выпивать, Маша приносила закуску, болтали, смеялись. Маша вдруг робко спросила: «А можно я включу музыку?»
Гриша бросил взгляд на меня, в этом взгляде было: не спорь, не издевайся, прошу.
Маша включила кассету, песни из гардемаринов. Я не удержался, стал дурным голосом блеять: «Едины парус и душаааа…»
Маша обиженно сказала: «Перестань!».
И я увидел настоящую злобу у нее на лице.
Честно говоря, пьянка с гардемаринами мне быстро осточертела, я предложил Грише выпивать на улице, благо еще была ранняя осень.
Мы сидели на лавочке, пили водку, занюхивали опавшими листьями, Гриша печально сказал: «Ну любит она их, что поделать. Вроде уже не подросток, но фанатеет. А вчера мне ночью говорит: «Жаль, что ты не похож на Харатьяна», прикинь!»
Ладно, говорю, она ж хорошая девчонка. А как родит – забудет всю эту хреновину.
…Миновало два года. Маша действительно родила, девочку Сашу. Только вот какая фигня. От гардемариновой болезни она не избавилась. Фотки так и висели, вместо колыбельной она пела дочке «едины парус и душа».
Гриша работал все больше, дела у него шли неплохо, купил подержанный БМВ. И дочку очень любил. Но вот эти гардемарины – он не мог их уже выносить. Просил Машу не изводить его этим.
«Мда, – сказала Маша иронично. – Тебе обидно, наверно. Ты толстый и совсем не гардемарин».
И как-то в момент ссоры Гриша все фотки сорвал, отнес на помойку. Маша рыдала, Саша тоже вопила, общий кошмар.
Через полгода они разошлись.
«Гардемарины разрушили мою семью», – усмехнулся Гриша, когда мы отмечали его развод.
Он развернул бизнес, стал вполне богат, но больше не женился, не хотел.
С дочкой постоянно встречался, баловал, заваливал подарками, оплачивал все их поездки в теплые страны, купил им большую квартиру в центре Москвы.
Говорил мне потом, что Маша первым делом заказала в мастерской большой портрет Харатьяна, повесила в гостиной.
Прошло много лет. Саша выросла, стала красивой девчонкой-подростком. Однажды Гриша поехал с ней в Италию – по Флоренции, Риму, Неаполю.
Когда в Неаполе они стояли на балконе отеля, любовались заливом, Саша вдруг драматически произнесла: «Эх, папа, жаль, что ты у меня совсем не гардемарин».
Алексей БЕЛЯКОВ
