– Я вот не понимаю, я что, так много прошу у дочери? – чуть не плачет семидесятилетняя Татьяна Ефимовна. – Говорю, раз в день пришли мне эсэмэску: «Жива. Все в порядке» — и все! Больше мне ничего не надо… Но она отказалась это делать категорически! Говорит, мама, это маразм, писать каждый день ни с того ни с сего – я жива, мол. Неужели ты этого не понимаешь?
Татьяна Ефимовна живет в Москве, дочь Катя – в Питере на съемной квартире, адреса которой мать не знает. С соцсетями и вообще интернетом Татьяна Ефимовна на вы, максимум, что освоила – это запись к врачу через Госуслуги, да и то через раз путается, зовет на помощь соседку. Так что отслеживать Катю в том же Фейсбуке мать не может. К тому же Катя завела теперь всюду левые страницы, чтобы мать не «влезала в ее жизнь». Мессенджерами пожилая женщина тоже не пользуется. Может звонить, но и трубку дочь берет через раз.
– А вдруг что-то случится? – пыталась несколько раз Татьяна Ефимовна достучаться до дочери. – Мне, вообще-то уже не двадцать и даже не пятьдесят… Как мне с тобой связаться в таком случае?
– Ой, мам, ну что может случиться такое! – отмахивается дочь Катя. – Не накручивай себя! Но если что-то прям срочное, пиши эсэмэс…
Эсэмэски Татьяна Ефимовна пишет, это делать она научилась давно, но уверенности, что дочь их читает, у нее нет. Сама Катя слать матери ежедневную успокоительную депешу отказывается наотрез – это маразм, по ее словам. Все ее подруги звонят матерям раз в неделю, не чаще, и Катя теперь делает так же.
Но Татьяне Ефимовне этого мало. Она давно на пенсии, интересов у нее особых нет, подруг тоже. Татьяна Ефимовна смотрит сериалы по телевизору, поливает кустики герани на окнах и постоянно крутит в голове мысли о дочери. Как она? Не болеет ли? Хватает ли у нее денег? Не голодная ли? В каких условиях она там живет? В Питере вчера было холодно, в чем она ходит, надевает ли шапку и пальто, или так и мерзнет в той своей голубенькой куртешке, в которой и в сентябре прохладно?
Живет мать теперь от звонка до звонка. При этом разговор длится пару минут – дочь рапортует, что все у нее в порядке, не болеет, поела, тепло одета и только что получила зарплату.
– В последний раз звонила в прошлый четверг, пять дней уже не знаю, где она, что с ней! – вздыхает Татьяна Ефимовна.
…Дочери Кате двадцать шесть лет, и родила ее Татьяна Ефимовна для себя, в весьма зрелом уже возрасте – хорошо за сорок. До этого у нее был муж, с которым они много лет пытались зачать ребенка. Что только ни делали – и к врачам ходили, и к бабкам, ничего не получалось. После сорока Татьяна Ефимовна закрыла для себя этот вопрос навсегда, а через год-полтора у ее мужа родился ребенок на стороне.
– Как только я узнала, сразу подала на развод! – вспоминает Татьяна Ефимовна. – Поделили имущество… Я вообще в шоке была: без малого двадцать лет с мужем прожили, мне казалось, нормальный адекватный человек, воспитанный, благородный… Ага! Когда разводились, такое из него полезло… воевал за каждую кружку. Банные полотенца пополам разрезал, представляешь? Половину мне, половину ему…
…После непростого развода Татьяна Ефимовна поехала развеяться на море и завела там курортный роман с темпераментным мужчиной восточных кровей.
– Ой, на меня вообще это не похоже! – вздыхает она. – Я такая правильная всегда была, верная жена, даже не думала, что вообще на такое способна. Да вообще ни о чем не думала, если честно. Что называется, «отключила голову». Предохраняться? Я и не умела никогда, мы же с мужем всю жизнь ребенка планировали. Я была на двести процентов уверена, что у меня бесплодие. В общем, как в омут с головой. Каково же было удивление, когда по приезду домой я вдруг обнаружила у себя признаки, которых ждала всю жизнь…
Несколько недель Татьяна Ефимовна убеждала себя, что с ней ничего подобного случиться не может, это просто какой-то сбой. Однако «сбой» не прекращался, и в конце концов она отправилась в консультацию. Из кабинета врача Татьяна Ефимовна вышла с квадратной головой, кипой направлений на анализы и маленькой бумажкой, на которой черным по белому было написано: «Диагноз: бер. 6 недель» — и стояла закорючка, подпись врача…
– Испугалась, конечно! – рассказывает Татьяна Ефимовна. – Думаю, как рожать в моем возрасте уже, что люди скажут? Как я на работе вообще скажу, что в декрет собралась, это же новость века будет. Но потом подумала и решила – раз уж так получилось, значит, ребенку быть!
Беременность была не самой легкой: врачи подозревали, что ребенок родится с синдромом Дауна.
– Сколько я слез пролила, это не высказать! – вспоминает Татьяна Ефимовна. – Меня откровенно уговаривали все прервать, но я уперлась. Кучу литературы прочитала уже о синдроме, думала, буду воспитывать особенного малыша. В результате вместо мальчика с синдромом, как мне обещали, родилась совершенно здоровая девочка! Бывает же такое…
С дочки Кати буквально с первых дней Татьяна Ефимовна сдувала пылинки, все годы жила только дочерью. Конечно, работала, без этого бы им не выжить. Но после работы бегом мчалась домой, к ребенку. Выходные тоже планировала совместные – детские театры, музеи, зоопарк, те места, где будет интересно дочке. Разумеется, и отпуска тратила на то, чтобы вывезти куда-нибудь и оздоровить Катеньку.
У Кати было все, что можно себе представить. Девочка росла умненькой, доброй и воспитанной, но просто жутко несамостоятельной. Мать не давала ей ничего делать дома, провожала ее в школу чуть ли не до одиннадцатого класса, пробовала провожать даже в институт. Ну тут уж Катя встала на дыбы. Вообще, подростковый кризис накрыл ее довольно поздно, лет в двадцать. До этого возраста она была милой и управляемой девочкой, слушалась маму и звонила ей каждые два часа, обязательно сообщала, когда задерживалась, и не гуляла позже девяти вечера.
А потом вдруг начала расширять границы. Ничего не рассказывала маме о своих друзьях, не посвящала в планы, стала возвращаться домой за полночь. А однажды собрала чемодан и переехала к девчонкам в общежитие…
Какое-то время Татьяна Ефимовна еще пыталась контролировать Катю, скандалила, устраивала истерики, но потом, по ее словам, все прекратила. Но поделать с собой ничего не могла – время от времени, накрутив себя, ехала проверять, как там дочь. Катя уже окончила институт, снимала комнату, работала. Как-то раз мама не могла дозвониться и прилетела к ней на работу, устроив там переполох, а в другой раз просто ворвалась рано утром в комнату, где Катя была, что называется, «не одна», а с молодым человеком.
Татьяна Ефимовна устроила парню допрос с пристрастием – кто он и что он, кем работает, где живет и кто его родители. После этого парень шарахнулся от Кати, как от чумы. Та была просто в трансе – парень ей нравился, отношения только начинались, и мама все испортила.
– А надо было позвонить и предупредить! – запальчиво говорит Татьяна Ефимовна. – Я же не просто приехала к тебе в шесть утра! Я с семи вечера тебе звонила, всю ночь не спала! Больницы уже начала обзванивать. Как только метро открылось, поехала тебя искать…
…Через неделю Катя нашла работу в Санкт-Петербурге. В тот же день уволилась в Москве, собрала чемодан, села на Сапсан, и уже через четыре часа позвонила маме из северной столицы, сообщив, что начинает самостоятельную жизнь на новом месте. Адреса матери не скажет, звонить будет сама, но нечасто. Матери же советует найти интерес в жизни. Заняться вышиванием, скандинавской ходьбой, записаться на йогу или в бассейн.
Это было полтора года назад, с тех пор так и живут.
А может быть, Катя права? Оставь такой маме адрес, она и в Питере жизни не даст, благо, сообщение Москва-Санкт-Петербург работает отменно. А девушке надо жить. Встречаться с мужчинами, работать, отдыхать без постоянного опасения, что вот сейчас откроется дверь и в комнату влетит взбудораженная мама.
Или дочь жестокая и так нельзя? Что думаете?
