Внутренний туризм по-советски.
На Олимпиаду-80 аккредитовались больше пяти тысяч журналистов со всего мира. Но только одного коллеги встречали еще на подходе к Москве. Этим человеком был Юрий Шумицкий, редактор радиостанции «Тихий океан». 7 июля 1980 года он пересек МКАД и облегченно выдохнул — за спиной остались 12 тысяч километров и почти год в пути. Шумицкий в прямом смысле этого слова пришел из Владивостока в Москву.
«Идея побродить по России родилась еще лет за десять до Олимпиады, — рассказывал Шумицкий много лет спустя в одном из интервью. — Я тогда еще учился на журфаке ДВГУ. И вот целых десять лет эта идея не давала мне покоя. Но реализовать ее оказалось непросто. Одиночный пеший туризм в Советском Союзе был под запретом, а туристического маршрута «Владивосток-Москва» просто не существовало. Когда о такой инициативе узнали в КГБ, то отнеслись к ней, мягко говоря, настороженно. На маршруте слишком много охраняемых и даже секретных объектов: мостов, тоннелей. Пересекать их можно было только со спецпропусками, выписанными в КГБ».
Решить все организационные вопросы получилось как раз к лету 1979 года. В обмен на разрешения в КГБ потребовали посвятить поход 40-летию комсомола Приморья. А в качестве бонуса нашли еще и спонсора: Владивостокскую базу тралового и рефрижераторного флота. Отправляясь в поход, Шумицкий мог рассчитывать даже на суточные: 4 рубля 90 копеек. Сразу всю сумму, естественно, никто не выдал. Пользовались переводами до востребования. Для общего понимания: булка хлеба в то время стоила 16 копеек, а обед в обычной столовой обходился в 40-50 копеек.
В день Шумицкий старался проходить не меньше 40-50 км. режим соблюдался жестко: подъем в 4 утра, а в 5 уже на маршруте. Пять дней шел, два — отдыхал. Ночевал первое время в палатке. Но быстро понял, что на обустройство быта при таком раскладе уходит слишком много времени и сил. Номер в гостинице был слишком дорогим удовольствием, потому чаще всего путешественник останавливался в путевых домиках, разбросанных вдоль железной дороги.
«Считается, что российские просторы — бескрайние и безлюдные, — вспоминал Шумицкий. — Это не совсем верно. Страна у нас, конечно, огромная, но найти небольшую деревушку всегда можно в течение одного дня пути. Лишь однажды, в Бурятии, мне пришлось практически без остановок за сутки прошагать по зимнику почти сотню километров. Это был самый протяженный участок, на котором я ни разу не встретил ни домов, ни людей.
Иногда я останавливался ночевать в частных домах. Если, конечно, хозяева принимали. Случаи-то всякие были — и ружьем мне угрожали, и собаками травили. Понять людей можно. На вид я был страшен — худой, небритый, заросший, с огромным рюкзаком за плечами. А зимой еще и шерстяную маску на лицо натягивал, так что одни глаза видны были. Но прежде чем попроситься на ночлег, я выбирал в деревне избушку победнее. В нее и стучался. Бедные не богатые, они куда приветливее путников принимают. Теперь я это по собственному опыту знаю».
Мысль о том, чтобы закончить путешествие досрочно, появилась у Шумицкого всего один раз, после перехода от Томска до Барнаула по бывшему Екатерининскому тракту. Он давно зарос тайгой, зато так можно было срезать значительную часть пути, а местные помогли сориентироваться. Правда, предупреждали, что оставаться в зимней тайге одному очень опасно.
«Лыжи оставляли след, будто гусеницы тракторы, — рассказывал Шумицкий журналистам. — Преодолел одну сопку, другую. На третью сил уже не осталось. Сделаю пару шагов — и остановка. Весь мокрый. А мороз под тридцать градусов. Остановишься — одежда превратится в ледяной панцирь. Ночь наступила. Звезды на небе высыпали. А мне хоть волком вой от тоски и безнадеги. Ориентиров-то не видно. Куда идти? Снял лыжи, сел на них и заплакал. Господи! Зачем я все это затеял? Ведь пропаду здесь. И кости мои зверье растащит. И тут ярость на меня накатила: вот так нелепо отдать свою жизнь? Да ни за что! Встал на ноги, а они меня не держат. И тогда я пополз. Одной рукой цепляюсь за деревья, а другой тащу за собой лыжи с рюкзаком. Сколько часов это длилось, сказать не могу. Но когда я услышал отдаленный гул лесовоза, почувствовал прилив сил. Как выполз на дорогу и доковылял до жилья лесорубов — это за пределами сознания. Очнулся от того, что меня энергично тряс человек в милицейской форме. Лесорубы, не добившись от меня вразумительных ответов, связались по рации с милицией».
После выяснения всех обстоятельств Шумицкого отпустили. В следующий раз с органами правопорядка он столкнулся уже на подступах к Москве. Но к тому моменту его уже хорошо знали по всей стране: во время похода он продолжал работать журналистом и сделал более 50-ти репортажей, многие из которых оказались интересны людям далеко за пределами Дальнего Востока.
В олимпийской Москве на журналистов, конечно, хотели произвести впечатление. В пресс-центре, например, открылся первый в СССР бар, в котором можно было попробовать коктейль «Дайкири». Готовили все бармены-кубинцы. Так организаторы пытались подчеркнуть, что открыты для всего нового.
Для удобства собкорры республиканских СМИ могли заключить договор с московским автокомбинатом и передвигаться по городу на личном легковом автомобиле с водителем. Такую услугу, конечно, предлагали и Шумицкому. Его вообще всячески опекали в столице.
«В Москве я никак не мог привыкнуть к тому, что можно подолгу спать, что в мышцах не накапливается усталость и что меня начали узнавать на улицах. Мне постоянно хотелось куда-то идти. Я накручивал десятки километров по городу. Можно проехать на машине или метро, а я выведывал у прохожих пешие маршруты. Организм требовал физической нагрузки, а в душе было ощущение какой-то потери. Ведь я расстался с образом жизни, к которому привык и который мне нравился».
Когда Олимпийские игры закончились, коллеги из «Комсомольской правды» предложили Шумицкому продолжить путешествие и дойти до Калининграда, чтобы получился переход от моря и до моря. На подготовку этой экспедиции ушло несколько дней. В Калининграде Шумицкий был уже 6 октября 1980-го.
Всего за время своего путешествия по стране Шумицкий посетил более 300 населенных пунктов, прошел больше 1-ти тысяч километров и сносил 13 пар обуви.
