Домой он возвращался мрачным. Да, они снова встретились сегодня в кафе. Посидели, поболтали. Она все сильнее начинала ему нравиться — и, похоже, это было взаимно. Еще бы: молодая, видная, привлекательная — да еще и с отличным чувством юмора. Но он — женат, дочка вот уже пошла в первый класс. Нет, он не может сказать, что свою жену он уже совсем не любит. Она, конечно, и постарее, и поскучнее — но все равно — родная. Мать его дочери. Любимой дочери. Но эта девушка… она прямо начинала врастать в его сердце, сначала совсем незаметно, а теперь — с каждым разом все сильнее.
В душе была сумятица. Он не хотел ни с женой расставаться — столько уже прожито, — ни этот маячащий соблазн вычеркнуть. Он злился, досадовал — и на самого себя, и на свою жизнь, и на семью. Чем меньше ему оставалось до его дома — тем ненавистнее делались эти скучные серые коробки. Ему хотелось бросить все — и начать жизнь сначала. С чистого листа. С молодой и симпатичной. Ничем не обремененной.
«В конце концов, это моя жизнь. Надо будет решиться и поговорить с Машей. Мы же цивилизованные люди. А вдруг это любовь? Я пройду мимо — и всю жизнь буду проклинать себя за свою слабость и безволие. Надо решаться, надо решаться!»
Лишь только открылась дверь квартиры — из комнаты показалась дочка.
— Папка, папка, иди смотреть быстрее! — Прыгая от нетерпения, дочь стала тащить отца к себе в комнату. — Смотри, я ему помогла подрасти!
Отец с удивлением смотрел на небольшой, только-только начинающий входить в силу стебелек како-го-то то ли цветка, то ли овоща, который девочка посадила в цветочный горшок.
— Ой, а что это с ним? Почему он так поник? — Бледно-зеленый стебелек уже почти лежал на земле. — Я всего лишь немного его вверх потянула — он сначала сопротивлялся, а потом поддался и чуть подрос! Я же правильно все сделала?
Папа обнял дочку.
— Нет, не правильно. Ты ему все корешки пообрывала.
— И что, он теперь умрет? — с тоской в голосе спросила девочка.
— Ну, не знаю. Давай попробуем снова посадить — может, еще укоренится. А вот если ты еще раз ему «поможешь» — то уже точно не жилец!
Отец вдруг как-то пристально посмотрел на скрючившийся росток. Он задумался.
«А ведь я — как этот росток. С такой же скрючившейся душой. Не успел толком с собственной женой „срастись“ — и начинаю поглядывать „налево“. Вот оборву свои тонкие душевные нити, которые нас только-только начинают крепче связывать, — а вот вырастут ли другие, с другим человеком? А если вообще ничего не получится — кто знает, может, вообще в сердце такие рубцы останутся, что никакой другой человек, даже самый замечательный, уже прирасти не сможет!»
Он достал телефон и решительным движением стер контакт из адресной книги.
Маленькие пальчики дочери аккуратно утрамбовывали землю вокруг все еще дряблого росточка.
