Июльским днем на тридцатиградусной жаре студенты ворошили сено. Работали они в колхозе уже почти месяц, приехали сюда сразу после сессии, не успев отдохнуть.
Майя Владимировна, преподавательница английского языка, тридцатилетняя красавица, гордость родителей и мужа, теперь руководитель студенческого отряда, сидела на лугу, наблюдая за работой студентов.
Плечи у нее обгорели, и она не могла работать на солнце вместе со студентами, да от нее это и не требовалось. А студенты все работали в ожидании машины, которая должна была везти их на обед.
Наконец на лугу появился транспорт. Правда, не машина, а только мотоцикл. И сидел на нем какой-то незнакомый парень.
— Эй, рыбонька,— крикнул он Майе Владимировне, приблизившись,— ты почему тут прохлаждаешься, когда другие работают?
— А что? — манерно ответила Майя Владимировна, которой всегда льстило, когда ее принимали за студентку, то есть делали самый приятный для женщины комплимент.
— А то, что я сейчас твоему руководителю скажу, побегаешь тогда за стипендией! — пугал ее парень. Майя Владимировна давно, с детства, знала — не было еще такого человека, который бы смотрел на нее без удовольствия. Высокая, очень стройная, но при этом полногрудая, с огромными карими глазами и по-детски большим ярким ртом.
— А я круглая отличница, стипендии меня не могут лишить,— неожиданно для себя ответила Майя Владимировна.
— Ничего,— говорил парень, усаживаясь рядом с ней под стогом.— Теперь за трудовую дисциплину знаешь как взялись? Пусть ты хоть десять раз отличница, а в университете узнают, ого-го как врежут!
— Кто ж узнает, ведь начальства рядом нет! — продолжала неведомо зачем по-школьному кокетничать Майя Владимировна.
— А я тебе не начальство?
— А что, учеников уже выдвигают в начальники? — Майя Владимировна звонко рассмеялась.
Конечно, она преувеличивала. Парень никак не был похож на школьника. По виду ему можно было дать лет двадцать пять.
Тем временем парень смотрел на нее уже сердито. Видно, ее безобидная шутка задела его.
— Не знаю, куда кого назначают у вас в городе, а здесь я бригадир над вами, понятно? И отвечаю за эту делянку, то есть луг, перед государством, понятно? Вот по прогнозу дожди обещают, а вы с такой работой до снега будете ворошить сено. А ты тут сидишь, прохлаждаешься!
— Спокойнее, бригадир, спокойнее.— Майя Владимировна тоже стала серьезной, и в голосе ее зазвучали металлические нотки, так хорошо знакомые студентам на экзаменах.
— Эх, присылают на нашу голову лентяев, лучше бы ученых прислали, как в соседний совхоз, те хоть любят мускулы наращивать! А ну, немедленно к студентам — и за грабли!
— Ну вот что, ваши претензии я передам руководству университета, а пока что прошу мне не тыкать, а сообщить, как руководителю студентов, куда подевалась машина, которая уже час назад должна была отвезти нас на обед?
Даже немного разинув рот, бригадир смотрел так, словно перед ним разверзлась земля. Вряд ли его так уж поразило, что девушка оказалась не студенткой. Скорее, дело было в его собственной неожиданной смелости. Вот он только что любовался студенткой, возможно такой же простой, как и он сам, девчонкой, смотрел на яркие губы, чувствовал их вкус, и представлял, как посадит ее на мотоцикл и провезет с ветерком через все село, а вечером пригласит в клуб на танцы… Но вместо этого почему-то накричал на нее, а она оказалась… преподавателем университета. В голове у него все перемешалось.
— Не знаю, где машина,— насупился он еще больше,— я за нее не отвечаю.
Насладившись впечатлением, которое произвели ее слова, Майя Владимировна немного смягчилась.
— Может, подбросите меня до конторы, чтобы выяснить, что там с машиной?
— Садитесь,— не глядя на нее, бросил он.
— Кстати, меня зовут Майя Владимировна,— совсем уж примирительно сказала она, протягивая руку,— а вас?
— Степан Игнатович,— промямлил он, впервые в жизни назвавшись по имени-отчеству.
На следующий день, еще до подъема, а вставали студенты рано, в шесть часов, кто-то постучал в дверь комнаты Майи Владимировны. Разместили их с комфортом, в только что отстроенном двухэтажном общежитии, так что у Майи Владимировны была своя комната и даже отдельной умывальник.
Еще не совсем проснувшись, она увидела перед собой бригадира, который прямо с порога, развернув папку с золотой надписью, с какими ходят на прием к министру, откашлялся и стал зачитывать объем работ, которые студенты должны выполнить за сегодняшний день.
— Я тут с председателем перемолвился, он говорит, что вы уже до конца за мной закреплены,— прибавил он вдруг, не в состоянии скрыть радость.
— В самом деле? Ну что ж, в таком случае будем, как говорится, взаимно вежливы. Хотите кофе?
И пока кипятильник грел кофе в эмалированной кружке, Майя Владимировна думала о том, что и впрямь с бригадиром следует поддерживать дипломатические отношения, ведь он же выписывает отряду нормы выработки, характеризует их работу начальству и так далее.
— Работа у вас тяжелая,— говорила она, протягивая бригадиру кофе.— Вы, верно, от зари до зари в поле?
— А что? — насторожился он.
— Пришли б как-нибудь вечером послушать, как поют мои девчата. Просто чудесно поют! А за день перед отъездом мы даем в клубе прощальный концерт. Придете?
Не успели студенты приехать на луг, как там появился и бригадир на своем мотоцикле. Что-то говорил им, что-то показывал, потом очутился рядом с Майей Владимировной. Поговорили о погоде. Потом он поехал на другую делянку. А через час опять был тут.
На следующее утро та же самая красная папка, свежая рубашка. И он уже совсем не отлучался с луга, разве только за тем, чтобы привезти что-нибудь Майе Владимировне или студентам. Те быстро сообразили, что к чему, и немилосердно гоняли его в село то за водой, то за сигаретами, так что только пыль курилась за мотоциклом.
Вечером, когда студенты, немного отдохнув от работы, бесцельно слонялись по двору общежития, Майя Владимировна вдруг услышала победоносный крик:
— Степка идет, молочка нам несет!
Она не сразу сообразила, о ком речь. В руках у бригадира на этот раз был большой кулек с карамельками. Не меньше килограмма, для всего отряда.
Снова сидели кружком на земле, пели, рассказывали разные интересные случаи.
— Время спать,— напомнила она,— завтра вас не поднимешь.
Прощаясь с Майей Владимировной, Степан поглядел на нее так, что она даже слегка смутилась.
«А что,— подумала она, сидя без света на подоконнике своей комнаты,— в конце концов, дух летает где хочет». Возможно, это не такая уж глупость — мгновенная тяга к этому парню. Разве кто-нибудь в городе, даже ее муж в период самой большой влюбленности, смотрел на нее так?
Она почти физически ощущала этот взгляд, и снова мурашки ползли по телу. Майя Владимировна еще долго лежала без сна.
Степан, не замечая своей назойливости, много раз в день спрашивал, не надо ли ей куда-нибудь, и, когда наконец получал утвердительный ответ садился и ждал, пока она устроится за его спиной, заводил мотор и, почувствовав ее руку на своей спине, мчался как ветер, словно не касаясь земли, всем телом своим, всей душой мечтая лишь об одном — чтобы этот полет не кончался как можно дольше. Это и были звездные мгновения его любви, его признания любимой.
Тем временем дни пролетали безумно быстро. Степан не заметил, как наступил последний день пребывания студентов в колхозе. Работали только до обеда, потом рассчитывались в конторе.
Прямо из конторы Степан попал на концерт, который студенты давали колхозникам, и, сидя в первом ряду, слушая, как хорошо девушки пели о тополе, он вдруг с ужасом почувствовал — все, конец. Не будет уже никогда этих счастливых дней на лугу возле нее, она уже не будет разговаривать с ним и ласково улыбаться, да и вообще, возможно, он больше никогда не увидит ее даже издали, потому что и адреса ее городского не знает. Первый раз в жизни Степан страдал так сильно.
После концерта, который закончился довольно поздно, Майя Владимировна посидела еще с девушками, обсуждая завтрашний отъезд. Потом упаковывала вещи. Потом, измученная хлопотами этого дня, даже не имея сил умыться, легла.
Кажется, трудовой семестр прошел нормально, думала она, засыпая. Наконец отпуск! Впрочем, и без отпуска все будут удивляться ее загару и свежему цвету лица. Интересно, взял уже муж билеты в Сочи? И почему этот влюбленный бригадир не пришел попрощаться, невежливо как-то и даже неприятно.
Поздно ночью кто-то постучал в дверь. Не успела Майя Владимировна ответить, как на пороге возникла темная фигура.
— Кто там? — не поняла сразу Майя Владимировна.
— Это я, Степан Игнатович, не бойтесь.
— Я и не боюсь.— Майя Владимировна села на кровати,— Вы почему так поздно?
Бригадир вошел в комнату. Не спрашивая разрешения, присел рядом на кровать.
Ей хотелось спать, а впрочем, интуиция подсказывала, что сейчас состоится признание в любви, возможно длительное, до утра, с тяжелым объяснением этому дикарю, что к чему.
«Не высплюсь, с мешками под глазами поеду завтра домой, надлежащего вида уже не будет»,— думала она.
Вдруг Степан молча обхватил ее руками, прижал к себе. У нее даже что-то хрустнуло под лопаткой. Впрочем, крепкие объятия и боль от них были такими сладкими, что на какое-то время Майя Владимировна полностью погрузилась в эти ощущения, тоже молча принимая ласки.
— Поехали отсель,— зашептал Степан прямо ей в ухо, так что там даже защекотало.— Под окном мотоцикл ждет.
— Куда поехали? Поздно уже кататься, ночь на дворе.
— Нет, совсем поехали, навсегда,— продолжал он шептать, хотя их никто не мог услышать,— я тебя в соседнее село отвезу к своей бабушке, там побудешь, а потом…
— Так вы что, меня похищаете? — наконец дошло до нее.
— Нет, я по-честному хочу.
— Как же по-честному? Предлагаете бежать сейчас вместе с вами, а у меня, между прочим, есть муж.
— Это ничего, я тоже на тебе женюсь, я не обдурю, не бойся.
Майя Владимировна поняла: игра приобрела серьезный оттенок. Ее поклонник, распалив себя любовью и вином, готов был сейчас на все. И впрямь, нельзя было предвидеть, что он вытворит в следующее мгновение.
От этой мысли Майя Владимировна пришла в себя. Освободилась от его объятий, поднялась, включила свет.
— Ну вот что,— тон был строгий,— вы бы научились разговаривать, прежде чем ухаживать. А то — обдурю, отсель… Прошу выйти из моей комнаты, мне спать надо, завтра рано отъезд. И вы идите спать, а то на ногах еле держитесь.
На удивление, он послушно поднялся, пошел к двери. Уже на пороге остановился, странно посмотрел на нее:
— Так ты не поедешь со мной?
— Тише, тише,— говорила Майя Владимировна, уже отвернувшись от него.— Выход налево, не ошибитесь.
«Как неприятно, как тяжело кончаются отношения с такими людьми,— думала она, снова устраиваясь в постели.— Пьяные объяснения, комические претензии. О чем он думал, этот мальчик, просто смешно!»
И, уже вернувшись мысленно к будущей поездке на море, к завтрашнему своему возвращению и университетским преподавателям, их друзьям, которые придут к ним на вечеринку по случаю ее возвращения, Майя Владимировна подумала, что все-таки хорошо будет рассказать с юмором об этой романтической истории с похищением на фоне сельской идиллии.
