Автобус не пришел с рейса. Сижу на автовокзале, жду с моря погоду. То есть когда найдут другую машину, чтобы пассажиров отправить. В руках книжка. Пытаюсь читать.
Кто-то локтем в бок. Сосед справа. Пожаловался на скуку ожидания. Было понятно, что ему общения захотелось.
Конечно, с чего разговор начать? С книжки, что у меня на коленях. Так, ни о чем. И скуку не разбавили.
Я вообще с незнакомыми с трудом схожусь. Психологический барьер.
И вдруг этот мужчина стал рассказывать, как в детстве по детским домам скитался. Ему три раза пришлось переезжать, уж не знаю, почему так. Новый коллектив, учителя, воспитатели — напрягает. И юная психика с большим трудом адаптируется к новым условиям.
— Знаете, как я научился драться? Сам тренировался. И волю воспитывал. Надоело с разбитым носом ходить. Так что жизнь научила.
И поехало – про себя. Про первую любовь. Родители девушки не позволили. Потому что детдомовские доверия не вызывают.
Против были. Девочка подчинилась. Затем два брака. Оба неудачные. Детей Бог не дал. И вот впереди старость. Непонятно, как ее проводить, как жить? Но до настоящей дряхлости долго еще. Лет тридцать.
Вытащил из пакета два беляша. Угостил. Я такую пищу лет восемь не ем. За здоровье боюсь. Отказаться неудобно.
А потом ко мне с вопросами.
Рассказал тезисно, где работал. О дочери и о внучке. О том, как их люблю. И о покойном дедушке, который Великую Отечественную прошел. И немного про Ленинградский фронт – что помню из его рассказов.
Он слушал внимательно. Не перебивал. Ему было странно видеть человека, который родился в Бурятии, и вдруг почти волшебным образом оказался на Урале.
Потом спросил про мою маму. И я – с полным доверием, что ей 93 года, про ее характер, привычки, отношение к людям.
Грустно глазами моргал. И было понятно, что у бывшего детдомовца быть не может таких воспоминаний: нет родных, не о ком говорить. Детские дома как островки, на которых когда-то задержался.
По радио объявили мой рейс. Он вызвался проводить. Прошли зал ожидания, оказались на платформе. И вдруг, повинуясь какому-то движению души, признался, перейдя на «ты»:
— Я ведь хотел тебя обворовать. Лицо у тебя простодушное. Думал, отведу глаза, заморочу и обворую.
И дальше: что он никакой не детдомовец, а воришка. Этим и промышляет. Не спился, не опустился, к счастью. Держится за счет мелкого воровства. Иногда и по-крупному выходит. Когда как.
В жизни ни одной книжки не прочитал. Вернее, одну – «Отцы и дети» Тургенева. Сидел в какой-то «хате». Нужно было день переждать. А там всего одна книжка. И телевизора не было.
Я уже почти к автобусу подошел, вдруг еще признание: «Ты очень хорошо про внучку и дочку рассказал. Как будто увидел их. И не тронул тебя».
Обернулся, поблагодарил. На прощанье сказал, что у меня нечего воровать. Даже часов нет. На карточке остатки былой пенсии. Часть заплатил за жилье. А карточка лежит во внутреннем кармане сумки: не достать. И кошелька у меня нет. Давно наличкой не пользуюсь.
Чего воровать?
Посмотрели друг на друга. Рассмеялись. Я поднялся в автобус. А он пошел искать кого-то другого. С деньгами. И у кого нет ни дочки, ни внучки, ни покойного дедушки. Артист с улицы. Может – так, развлекается? Кто поймет?
А я воровским беляшом побаловался.
Автор: Георгий Жаркой
