Баба Галя собралась помирать. В пятницу с самого утра, сидя за столом, она доела пшеничную кашу, допила из кружки молоко и, вглядываясь в окно, сказала спокойно:
— Валентина! Послезавтра буду помирать. В воскресный день, прямо перед обедом.
Дочь Валентина опустила тяжёлую кастрюлю на плиту, медленно повернулась и уселась на табурет рядом. В груди екнуло.
— Ты чего это придумала?
— Вышло моё время, пожила уже. Ты мне подсобишь помыться, достань смертный узелок – там одежда новая. А позже расскажу, кто хоронить меня станет, время ещё есть.
— Надо же всем позвонить, пусть приедут, попрощаются.
— Обязательно сообщи, говорить с ними буду.
— Ты все расскажешь напоследок? Правильно, пусть узнают…
Бабушка кивнула и, опираясь на руку дочери, пошаркала к своей постели.
Она была маленькой, сухонькой, лицо напоминало печеное яблоко из-за морщинок, а глаза ясные, светлые. Волосы белее снега, правда, уже редкие, всегда аккуратно собраны в пучок, зачесаны ободочком и прикрыты платком с цветами. Хоть и хозяйство старушка давно не вела, но по старой памяти всегда надевала фартук, складывала в его передний карман руки с широкими кистями и коротенькими пальчиками.
— Мама, я собираюсь на почту, телеграммы слать. Ты как себя чувствуешь?
— Ступай с Богом, все хорошо.
Оставшись одна, баба Галя задумалась. Память унесла на несколько десятков лет назад. Вот она сидит у речки с Иваном. Во рту травинка, взгляд кокетливый, стеснительный. А он смотрит влюблённо. Потом свадьба вспомнилась. Она красивая такая, маленькая, в платьице нарядном танцует рядом с гармонистом. Свекровь как посмотрела на невестку, говорит:
— Будет ли с неё толк? Маленькая, худая, ни в работе не пригодится, ни детей рожать не сможет.
Да ошиблась, Галя оказалась трудолюбивой и на удивление выносливой. Не было равных в огороде, в поле тоже отличалась. Среди передовиков была! Дом строили с Иваном, так женушка больше всех старалась мужу подсобить, принести, подать. Жили душа в душу, а в новом доме и Валюша скоро родилась. Дочке исполнилось четыре, когда прогремела новость о войне. Иван ушёл на фронт с первых дней.
Баба Галя тихо утирала подступившие слезы:
— Соколик родненький, столько горевала, столько слез было пролито. Царстве тебе небесное! Погоди немного, встретимся скоро.
Мысли прервала Валентина. Она вернулась с почты, да местного доктора привела – все село у неё лечилось.
— Приболели, баб Галь?
— Пока не жалуюсь!
Доктор измеряла давление, поставила градусник, осмотрела – никаких отклонений.
Перед тем как уйти, доктор отвела Валю в сторону и шёпотом сказала:
— Видимо, уходят силы жизненные. Наукой это не объяснить, но старички чувствуют, когда надо уйти. Возраст.
В субботу Валентина отвела мать в баню. Помыла, одела все чистое, постель свежую приготовила. Старушка улеглась и уставилась в потолок.
После обеда стали приезжать дети.
Степан, полноватый мужчина с лысиной, вошёл в дом с пакетами гостинцев. Алексей и Михаил, братья-близнецы, темноволосые и смуглые, примчались из города, сразу стали расспрашивать о матери.
Тая, сильно поправившаяся, с добрым взглядом (который только полным людям присущ) добралась на общественном транспорте.
К вечеру смогла появится Оленька, рыженькая красавица – теперь директор школы.
Все с платками, тревогой в глазах, слезами подходили к матери, обнимали, целовали. А бабушка казалась такой маленькой и беспомощный на большой кровати.
— Мам, ну что ты глупости говоришь, проживёшь ещё столько же, ты же сильная!
— Была, да теперь нет. – отвечала баба Галя, вздыхая.
— Идите отдыхать, поговорим завтра, не помру до обеда.
Дети нехотя отходили от бабушкиной постели и собрались обсудить насущные дела. Все они – взрослые люди, кто-то уже стал часто прибаливать, и все были рады, что Валя может жить с матерью, помогать.
Без дела дети по привычке сидеть не стали. Дом родной, каждый уголок знаком. Алексей с Михаилом принялись рубить дрова. Степан натаскал воды в бочку, Таисия покормили хозяйство, а Ольга с Валентиной готовили ужин.
За ужином дети бабы Гали тихо говорили друг с другом. А старушка все смотрела в потолок, словно на экран и вспоминала свою жизнь.
Тяжело было в военные годы, холодно, голодно. Весной отправлялась на поле, находила мелкие чёрные картофелины, а дома готовила драники. На удачу в бане ещё сохранилась бутылочка масла льняного, которым пятки смазывала раньше. Вот так везение! Капельку добавляла на сковороду. К запасу в погребе не подходила, чтобы в мае посадить. Ели все: щавель, крапиву… Одежду детям шила из своей, а как Иван погиб, то и из его.
— Что ж сделать, така жисть! – вздохнула баба Галя.
К осени она выкапывала картофель, варила и несла, укутавши в платки кастрюлю с дымящейся едой, прихватив малосольных огурцов и лук. Менялась на другую еду, иногда одежду у эшелонов. От домашней еды не отказывались, поэтому иногда удавалось принести домой тушёнки, бывало даже кусочек сахара, чтобы детей порадовать.
Дети с надеждой встречали маму, худенькие все, слабенькие. Ближе к 45 баба Галя козу решилась купить. Вернее выменяла новый костюм мужа, платье, серьги из серебра да картину с лебедя и на молодое животное. Грустно было, а что поделать.
Ох, тяжело было с детьми. То в школе чего случится, то заболеют все разом. Как-то Лёшка ветрянку подхватил, так все, обмазанные зелёнкой, по дому, как лягушата резвились. Мальчишки постоянно травмы получали в играх. А война кончилась, стали Лёшка, Степка и Мишка махорку курили втихоря с фронтовиками, да матом ругались.
Приходилось показывать характер. Собрала мальчишек в бане под предлогом помочь, а сама заперла дверь, да накормила табаком горьким диким. Ругались, плевались, да за курением больше не были замечены.
Переживала за всех жутко! То Степка в лес уйдёт, дороги найти не может, всей деревней разыскивали, то Тая чуть утопленницей в местной крутой речке не стала, то Миша чуть не умер от аппендицита.
И снова старуха вздохнула:
— Что ж поделаешь – от така она жисть.
Дети росли время шло. Много женихов у Гали могло быть, всем она нравилась. Но как объяснить это детям? Все, как один, твердили, что не нужен мужик в дом, и так все дружно работают, помогают.
И как им рассказать, что тоска съедает по ласке мужицкой, по плечу сильному. Что сил нет больше все самой. Но тут же думалось о другом.
— А вдруг детей будет обижать.
А юными дети стали, так совсем сердце разрывалось. Ночами Галя не спала, утешала от неразделённой любви.
— Не плачь. Не отдам тебя никуда, рядышком чтоб была. – и рядом Тая плачет, горюет. – Нечего слезы лить, все пройдёт, забудется.
Мальчишек в армию провожала – утирала слезы, война вспомнилась. Вернулись они потом здоровыми, сильными.
И разошлись дети кто куда. Женились, вышли замуж, одной Вале не удалось устроить личную жизнь.
Радостные моменты тоже были, без них то никуда! Все дети воспитанные, трудолюбивые. А это ли не счастье?
Закрыв глаза, баба Галя лежала, и под тихие разговоры детей стала засыпать. Померкли картинки из прошлого.
Утром, позавтракав, все собрались рядом с мамой. А баба Галя заговорила:
— Простите меня, ради Бога, если что не так. Говорить буду, чтобы не осталось злости и обиды. Помогайте всегда друг другу! А я скоро помру.
Все в один голос стали возмущаться, а баба Галя продолжила:
— Хочется вам или нет, а как Бог решит, так и будет.
Все затихли, а старушка, обводя взглядом каждого, тихо стала рассказывать:
— В первый год войны зимой мы с Валюшей сидели на печи, говорили. Как вдруг ей показалось, что в дверь постучали. Я открыла, а там (Батюшки) младенец. Он лежит, кричит, плачет. Я оглядела все вокруг, нет никого. Занесла сразу ребёнка в дом, он весь синий от холода. Я жванчик из хлеба ему дала, да воды тёплой. Отогрелся. Мать так и не отыскалась, а мальчик оказался умненький, у нас оставили, назвали Степкой.
Потом, через год, тоже зимой (холод был лютый) гляжу возле эшелона девочка сидит, годов пяти, прямо как Валюша моя. Она на узлах, а мамы рядом нет. Пару часов подождали, так никто и не пришёл. А девочка трясётся, лицо уже побелело. Имя спрашиваю, а она только плачет, молчит. Потом нашлось имя – Тая. Хорошая девочка, с доброй душой.
Ещё через год в село детей привезли. Говорили, немцы колонну разбомбили, их в тыл взяли. Председатель кричит, мол, в другой деревне разобрали детей, осталось десять, берите. А кому ж они нужны, когда самим есть нечего?
А я замечаю – прижалась друг к другу два близнеца, года по три. Глазища огромные, ревут. Давай, говорю председателю, близняток заберу. Записывай Алёша и Миха теперь у меня будут.
А Олюшку то я у мамки пьяной отобрала. Подсела на стакан, как узнала, что муж погиб в бою. Обижала девчонку, жаль мне её стало. Таскала её все по пьянкам. Пришлось горя хлебнуть девчонке, не сразу душой оттаяла, но время вылечило.
В комнате тишина, баб Галины дети переглядываются, да слова сказать не могут.
— Всё, ступайте, поспать хочу. – решила прервать старушка.
— Мамочка, мы же не знали!
— Всё все, идите.
Бабе Гале неловко стало, стеснялась смотреть на растерянные лица своих детей. А дети на кухне сели, вспоминать стали, собирать по кусочкам обрывки из памяти. Да ведь когда вопросы возникали или сомнения, баба Галя всегда говорила:
— Не выдумывайте! Все мои, все родные, как один! Не дурите голову, делом займитесь.
Церковный колокол звучно прогремел, сообщая об обеде. Валя тихо вошла в мамину комнату, чтобы поправить одеяло. Старушка лежала, широко открыв глаза, уставившись в потолок и смиренно улыбалась. Померла.
