Из парка в отдел милиции доставили парнишку. Следователь Матузков уже спускался по лестнице в оружейную, его рабочий день закочнен. Взгляд зацепился за унылого бездомного Матузков вздохнул и подошел к патрульным.
— Это кто? — спросил он.
— Товарищ майор, — доложил Сидоров, — бродяга это. Без документов, спал в «Южном», вот мы его…
— Ко мне в кабинет, — распорядился Матузков, — это свидетель по делу… Плотникова. Я его неделю ищу.
— Протокол же ж надо, — попробовал протестовать Сидоров, но Матузков выразительно поднял брови, и парнишку повели на второй этаж.
Следователь отпер кабинет замысловатым ключом в виде штопора для открывания бутылок и сказал в темноту: «И снова здравствуйте». Пропустил вперед бездомного и перед носом сержанта захлопнул дверь. Две из трех лампочек горели тускло, но они осветили вполне просторный, но давно не видевший ремонта кабинет. Несгораемый шкаф в углу, обшарпанный стол с самодельной тумбочкой, ряд косоногих стульев. Фикусы на подоконнике.
Матузков снял пиджак и повесил его на гвоздик, оказавшись в старой клетчатой рубашке и жилете неаккуратной домашней вязки. Пригладил поседевшие вихры над ушами и сел, указав парнишке на стул напротив.
— Рассказывай.
— Что рассказывать? – испуганно спросил парнишка.
— Почему спал на скамейке? Из дому ушёл?
Парнишка молчал, угрюмо глядя в окно. Матузков вздохнул, достал из кармана пачку «Памира», закурил и предложил мальчишке. Тот ловко поддел сигарету и прикурил от спички. Брошенную на пол спичку ловко подняла мышь Степанида, выскочив из-за фикуса, и бросила её в мусорную корзину.
— Ни фига себе! — выдохнул парнишка.
— Ну и ты появись, суседко! — скомандовал Матузков, и театрально хлопнул в ладоши. Слева от бездомного на несгораемом шкафу материализовалось серое облако, из которого медленно проступили босые волосатые ступни, синие штаны с лампасами, мундир с латунными пуговицами, рыжеватая борода, а потом добродушное лупоглазое лицо домового Бороды.
Парнишка качнулся на стуле и упал в обморок, закатив глаза.
— Я всегда говорил тебе, Борода, что появляться надо менее эффектно, ты не конферансье Борис Брунов, — с укоризной сказал Матузков, а мышь Степанида хихикнула.
Борода и следователь усадили нервного бездомного на стул, брызнули в лицо водой из графина, а мышь пощекотала хвостом под носом. Постепенно у парнишки прояснилось в глазах, и он глупо моргал.
— Как ты понимаешь, врать здесь бесполезно, – широко улыбнулся Матузков, и парнишка выложил всё, как на духу.
***
— Ситуация, в целом, стандартная, — прокомментировал следователь.
Парнишка оказался Витей Соловьевым, выпускником школы-интерната № 45.
— Злыдни обманули, выманили квартиру, мальчика на улицу выгнали, — подытожил Борода.
— Сиротинушка, — смахнула слезу мышь Степанида, — жизненного опыта никакого.
Домовой Борода подпер крупную голову кулаком, чтобы мудрые мысли, варившиеся в ней, как в котелке, не расплескались. Матузков терпеливо ждал. После слёзного разговора и чая со сладкой булкой Витя Соловьев уснул на раскладушке, припасенной за несгораемым шкафом. Наконец, домовой глубокомысленно изрёк:
— Нам без суккуба Лиллит не обойтись.
— Да чтоб у тебя последние остатки бороды повылезли! Не связывайся с проклятущей, мой шёлковый! — запричитала мышь Степанида. Матузков наблюдал за сценой ревности, скрывая улыбку ладонью.
—Не шурши! — прикрикнул Борода, и мышь в обиде ушмыгнула за фикус.
— Давай расклад, — потребовал следователь.
Домовой обстоятельно рассказал, как суккуб может помочь в этом деле. Прийти в квартиру, обаять мошенника, который выманил у простодушного Вити Соловьева подпись на договоре дарения квартиры, и стибрить этот договор. Если же договор не при себе у барыги, то заставить негодяя сесть за карточный стол. А тут уж Матузков в карты завсегда выиграет злосчастную квартиру обратно.
— Обтяпаем на раз-два! — убежденно сказал Борода.
— Ах так! Я тоже имею право голоса! У нас демократия и равенство! И даже феминизм в отдельно взятом кабинете! — выскочила из-за фикуса мышь Степанида, — вы не токмо квартиры не выиграете, а еще и долги перед суккубой влезете.
— Риск есть, — задумчиво произнес Матузков, — но другого плана-то пока и нет. Да и суккуба уговорить надо.
— Энту женщину с пониженной социальной ответственностью, токмо позови – не отделаешься, — снова пискнула мышь, — а знаете, чем суккуб питается? Не боитесь всю мужскую силу отдать?
Домовой покраснел и потупился. Зэки из ИВС рассказывали ему и не раз…
«Какой словесный оборот Степанида придумала! — восхитился Матузков, — надо кому-нибудь предложить использовать».
Вопреки мышиному мнению Матузков и Борода вызвали суккуба, и Лиллит явилась к ним во всей красе: в алом плаще, под которым на ней не было ничего, кроме сетчатых чулок и пояса с золотыми цепочками, кокетливо свисавшими с талии. Степанида красноречиво плюнула на пол и сказала ошалелому Вите Соловьеву, мотавшему головой спросонья: «Не смотри, глаза повылезут». Но Витя, Матузков и Борода смотрели.
Лиллит скромно улыбнулась и запахнула плащ, села рядом с Матузковым и положила ему на плечо голову. Пахло от нее мокрой садовой сиренью и розовым зефиром «Услада». Следователь смущенно кашлянул.
— Зачем звали? — спросила Лиллит.
Борода вкратце объяснил, прерываемый смачными плевками на пол, которые исторгала мелкая серая Степанида. Никто не обращал на рассерженную мышь ни малейшего внимания.
— Это мне не интересно, какой-то мальчик, какая-то квартира, какой-то барыга.
— Ну, я думал, что ты вольная художница, жрица любви… — разочарованно вздохнул Матузков.
— Не бери на понт, мент, — неожиданно хищно оскалилась Лиллит, — повторяю для непонятливых: что я получу за выход? У меня в ИВС разом тринадцать вонючих мужиков. И мне от них по триста граммов сами знаете чего каждую ночь. И трудиться не стоит. Сидят они давно, баб не видели, а тем более таких.
С этими словами Лиллит выкинула стройную белую ножку из-под плаща и бесцеремонно положила ее на колено Матузкову, и тот беспокойно зашевелился.
Лиллит захохотала.
— Ну, милочка… Будет тебе выгода. Барыга-то мужик в соку. Хоть всю ночь его потом мучай.
Лиллит фыркнула, давая понять, что предложение её не восхитило. У неё всё это было, еще и с приварком. Не надо было выходить из здания отдела милиции, даже подниматься выше первого этажа, где располагались камеры изолятора временного содержания.
— Мне бы тебя, Бородушка, — ласково пропела она, поглядывая из-под черных загнутых ресниц на домового, — уж я тебя ублажу, а ты – меня. Такого красавца упускать – не в моих правилах. Я же говорила тебе, что когда-то ты будешь моим. Может, пришло наше время? Я для вас постараюсь, а ты – для меня.
Борода не соглашался, топал ногами так, что папки со стола Матузкова падали на пол. Суккуб смеялась, точно по хрустальному графину постукивали серебряной ложечкой. Смотрела на восторженное лицо Вити Соловьева и облизывала острым язычком полные алые губки.
Пока раздосадованный Матузков и Борода торговались с несговорчивой негодяйкой, а Витя Соловьев с непривычки от общения с суккубом уже запустил руку в карман и закатил под потолок глаза, мышь Степанида потихоньку выскочила через дыру под плинтусом и юркнула в коридор.
Без труда она нашла в хозчасти давнюю подругу кикимору Хаврошку. Та по своему обыкновению портила крупу, консервы и сухпайки. Она имела секретную смету от начальника отдела тыла, сколько и чего надо было реально истребить для актов проверяющих, а что просто списать. Степанида оторвала предложила соратнице шалость, от которой никак нельзя было отказаться.
— Возьму-ка я поганую метлу, дырявую кастрюлю, ржавую сковороду. — предложила Хаврошка.
По дороге мыши и кикимора заглянули в котельную. Запечник Агафоша дремал.
— Спишь, лентяй? — грозно спросила Хаврошка и ткнула наметельником приятеля в бок, — вставай, пригодишься.
***
Вся троица явилась на улицу генерала Ватутина, к дому номер пятнадцать. Старая, но с виду крепкая пятиэтажка была построенная еще при Верховном Кукурузнике. Стены мокли и даже снаружи кое-где были покрыты мхом и плесенью. Из подвала тянуло тухлым.
— И на такое позарились! — хмыкнула Хаврошка, привыкшая к уюту и достатку милицейской кладовки.
— Как тут сиротинушкам жилье предоставляют… — покачал головой запечник Агафоша, ценивший тепло и сухость помещений.
Еще по дороге Степанида проинструктировала приятелей. Пообщавшись с Матузковым, она выучила прекрасную формулировку: «Группа лиц по предварительному сговору с распределением ролей».
Было в этом сочетании что-то эпическое, масштабное.
Во-первых, лиц, а не морд. Знать, что у тебя лицо, а не усатая мордаха – это плюс к самоуважению. Группа – означает отсутствие одиночества в этом холодном и жестоком мире. Сговор – означает вдумчивый подход к мероприятию, а уж о распределении ролей и говорить нечего. Вся жизнь – театр, это Степанида неоднократно повторяла за классиком.
В нехорошую квартиру Вити Соловьева, занятую барыгой, проникли легко. Мышь – в дыру для электрического кабеля, Хаврошка – в замочную скважину, а Агафоша через отопительный стояк.
Квартира была заставлена коробками. Барыга переезжал, вернее, перевозил сюда вещи своей крали.
— За дело! — скомандовала Степанида.
Через час все платья и трусики были порваны в мелкие клочки и живописно разбросаны по полу. Фужеры и стаканчики, сервиз «Мадонна» расколоты, дамские журналы облиты водой из туалетного бачка. Духи вылиты в раковину, пудра высыпана, помады растерты по паркету.
Тяжелее всего было справиться с запасом продуктов, Хаврошка очень жалела набитый деликатесами холодильник, но Степанида предложила компромисс. Всё втроем попробовали, погрызли, обкусали и оценили продукты по десятибалльной шкале. Только вонючий плесневый сыр «Дорблю» не понравился, его раскрошили над унитазом.
Составили план вредительства на завтра и царственно удалились в одну из пустовавших в доме квартир, хозяева которой уехали на дачу.
На следующий день Степанида, Хаврошка и Агафоша с удовлетворением слушали, как краля визжала и рыдала. Степанидла заметила:
— Наверное, все концерт слушают, не токмо мы.
— Натурально, — согласился Агафоша, не отвлекаясь от починки кухонного крана во временно занятой квартире. Не сидеть же без дела. Да и равновесие в природе – штука важная. Нагадил одному – помоги другому.
Когда вопли стихли, Степанида услышала, как хлопнула дверь, застучали каблуки по лестнице, и взвизгнула дверь подъезда. «Не время еще», — покачала она головой.
До вечера скучали, ждали, пока специалисты клининговой компании наведут порядок в нехорошей квартире Вити Соловьева, а под покровом ночи соучастники пришли на место преступления.
— И как я проспала доставку мебели? — зевнула Хаврошечка.
— А я слыхал, — пробубнил Агафоша, — да не понял, что на этаж волокут.
Степанида оглядела поле битвы. Коробки с испорченными вещами были выброшены. Пол вымыт, в холодильнике — стерильная чистота. В углу стоял диван и кресла, завернутые в полиэтилен. В другом углу белел новенький торшер в виде обнаженной нимфы.
— Дорогие мои соучастники, — проникновенно начала мышь Степанида, — нас ждут великие дела.
Закипела работа. Первым делом разодрали мебель, выпотрошили обивку, сложив из пушистых кучек неприличное трёхбуквенное слово. Хаврошечка отпорола от сшитых занавесок кусок невесомой тюли и стала скакать кругами по комнате, неистово взбрыкивая. Она именно так представляла себе танец невесты. Что поделаешь, замужем не была, не осведомлена о ритуалах. Степанида была к ней снисходительна. Нимфе откололи обе руки и свинтили абажур.
— Чисто Венера, — восхитилась Степанида изобретательности Агафоши.
— Дык, я в краеведческом пятьдесят лет запечником жил, кой-что понимаю в искусстве, — горделиво подбоченился Агафоша.
Напоследок Хавроша отвернула кухонный кран и кран над ванной. Степанида предусмотрительно заткнула сливные отверстия.
— Хорошо-то как! — всхлипнул от умиления запечник.
Спели напоследок:
«Сама садик я садила,
Сама буду поливать.
Сама милого любила,
Сама буду забывать.
Ах, что это за садочек,
За зелененький такой?
Ах, что это за мальчишка,
Разбессовестный такой?»
Спели и пошли почивать в соседнюю квартиру. Но поспать не удалось. Через три часа их разбудил рёв сирены. Приехали эмчеесники, выломали дверь в нехорошую квартиру. Было много шума. Степанида ворочалась и вздыхала в чужом пахучем тапке у двери: «Поспать не дадут, шумят, окаянные, могли бы и с утра приехать…»
С утра тоже было шумно и неспокойно. Участковый, жилкомитет и соседи потребовали приезда хозяина. Весь нижний этаж залило, так что жители дома номер пятнадцать желали видеть юного Витю Соловьева, который без родительского присмотра тут безобразничал.
Какого же было их удивление, что в мокрую квартиру явился хмурый барыга с запахом перегара и следами женских коготков на щеках. С ним пришла неласковая краля в короткой юбке и майке на бретельках. Никем не замеченная мышь удобно сидела на сахарнице в буфете.
Невидимые людскому глазу Хаврошка в обнимку с Агафошей, устроились на подоконнике. Краля покачивалась на красных каблуках и дула губки. Барыга оправдывался, тыча в лицо милиционеру договор дарения.
— Изучим, — сказал милиционер, и отложил договор на сухую спинку изуродованного дивана, а сам продолжил «выяснение обстоятельств».
Мышь Степанида не дремала, через пару минут она уже увлеченно драла лапками и пожевывала ненавистный и лживый документ. Хаврошка и Агафоша тоже не сидели без дела, чтобы заглушить производимый мышкой яростный хруст, они устроили концерт. Пригодился припасенный Хаврошкой арсенал. Кастрюля громыхала, сковорода дребезжала.
Перепуганные соседи выбежали первыми. Участковый крутил лопоухой головой в форменной фуражке, но не находил здравого объяснения происходящему.
Хаврошка поганой метлой сунула под зад крале. Та взвизгнула и выскочила в подъезд. Барыга насупил густые брови и зыркал по углам, ища причину шума.
Его было не так-то просто смутить. Пришлось надеть негодяю на голову дырявую кастрюлю и треснуть сверху ржавой сковородой. Эффект превзошел все ожидания.
— Не моя это квартира, не моя! Будь она проклята! — завыл барыга.
— Сейчас в отделе зафиксируем ваши показания, — удовлетворенно кивнул участковый и поискал глазами договор, — а документик-то о дарении квартиры пропал… Вот чудеса!
***
Мышь Степанида, скромно сложив лапки на пузе, сидела за любимым фикусом и смотрела в окошко. Начинался сентябрь с его непредсказуемой погодой.
Небесное сито веяло мелкий дождик. Люди надели яркие куртки и ветровки. Зеленел видневшийся угол парка «Южный», но и он был готов поменять летний наряд на желтый осенний плащ.
Мышь почесала пузо и подумала: «Подшерсток густеет, скоро холода» и поежилась. Довольный работой серой помощницы Матузков дул горячий чай с бубликами, подвигая кусочки лакомства на край блюдца. Авось Степанида заметит и смягчится, отведает угощения. Борода уныло сидел на краю несгораемого шкафа, вспоминая свой конфуз с суккубом. Витя Соловьев с соседями прибирался на подмоченной, но освобожденной от захватчиков территории.
И только суккуб грустно кривила полные губы: «Перемудрила, прогадала, проторговалась».
Автор: Ирина Соляная
