«Лучше жить с одной ногой, чем быть убитым», — рассудил солдат и ранил себя, чтобы вернуться домой к жене и детям. Его отдали под трибунал, а в город на слушание его вез будущий старец Паисий…
«Лучше всех»
Однажды, когда я был солдатом, наш командир послал меня исполнить обещание, данное нами святому Иоанну Предтече после того, как он помог нам на войне. Мы дали обет купить для одной церквушки святого Предтечи два больших храмовых подсвечника.
Итак, мне надо было купить подсвечники, а заодно сопроводить одного нашего сослуживца в город Навпакт для передачи его военному трибуналу. Помню, другие офицеры говорили командиру: «Ну и конвоира ты ему подыскал!»
Несчастный, которого мне предстояло сопровождать, был родом из Эпира, по профессии музыкант, человек бедный, женатый, с детьми. Он обвинялся в самостреле, то есть в нанесении телесного увечья себе самому для того, чтобы его отправили в тыл. «Лучше, — рассудил он, — жить с одной ногой, чем быть убитым».
Сначала мы с ним приехали в Агринио, где у него были знакомые. «Пойдем, — говорит, — проведаем их». — «Ну что же, — отвечаю, — пойдем». «Пойдем сюда, пойдем туда», — что поделать, приходилось мне всюду с ним ходить. Ох, какие же мытарства! К тому же он не хотел, чтобы я сдавал его трибуналу.
Да мне и самому было жаль бедолагу, стало за него очень больно, и я сказал ему: «Вот увидишь — все у тебя обойдется и устроишься лучше всех! Наш командир пришлет объяснительную записку по твоему делу, и тебя пристроят в какое-нибудь тихое место — так что и детям своим сможешь помогать, и жизнь твоя будет в безопасности».
Добравшись наконец до Навпакта, мы узнали, что в трибунал уже пришло письмо от командира и дело на нашего самострельщика закрыто. А ведь ему грозил расстрел — время было военное, суровое.
Командир пожалел его, поскольку он был главой семьи, и назначил поваром в центр распределения новобранцев. Его семья перебралась поближе к этому центру, и войну он провел лучше всех, а поскольку солдаты иногда не приходили обедать в столовую, у него оставалась еда, и он кормил своих детей.
После войны все ему говорили: «Да тебе было лучше всех!» Потому что мы сидели в горах, в снегах.
То, что я пожелал ему, было угодно Богу, потому что я сказал с болью, от сердца. Поэтому Бог и исполнил это благословение.
Вера полевого сторожа
Будучи в монастыре Стомион, я познакомился с одним многодетным отцом. Он был полевым сторожем в одном селе Эпира, а семья его жила в Конице — пешком идти четыре с половиной часа. У него было девять детей.
Путь в то село лежал через монастырь. Идя на службу и возвращаясь домой, сторож заходил в обитель. Заходя на обратном пути, он просил у меня разрешения самому зажечь лампады. Несмотря на то что, зажигая их, он проливал масло на пол, я позволял ему это, я предпочитал потом подтереть пол, но не огорчать его.
Каждый раз, выходя из монастыря и отойдя метров на триста, он делал из своего ружья один выстрел. Не находя этому объяснения, я решил в следующий раз понаблюдать за ним с того момента, как он войдет в храм, и до тех пор, покуда не выйдет на коницкую дорогу.
Так я узнал, что сперва он зажигал лампады в храме, потом выходил в нартекс и зажигал лампаду перед иконой Божией Матери над входом.
Потом он брал на палец масла из лампады, вставал на колени, простирал руки к иконе и говорил: «Матерь Божия, у меня девять детей. Пошли им маленько мясца!»
Сказав это, он мазал маслом, которое было у него на пальце, мушку на ружейном стволе и уходил.
В трехстах метрах от монастыря, возле одной шелковицы, его ждала дикая козочка. Как я уже сказал, он делал выстрел, убивал ее, относил в пещеру, находившуюся чуть подальше, там свежевал и нес своим детям мясо. Это происходило каждый раз, когда он возвращался домой.
Я был восхищен верой полевого сторожа и Промыслом Божией Матери.
Спустя двадцать пять лет он приехал на Святую Гору и разыскал меня. Во время разговора я непроизвольно спросил его: «Как твои дети? Где они?» В ответ он сперва указал рукой на север и сказал: «Одни в Германии», а потом, простерев руку к югу, добавил: «А другие в Австралии. Слава Богу, здоровы».
Этот человек берег в чистоте от безбожных идеологий и свою веру, и себя самого, поэтому Бог не оставил его.
Чудесный цемент
Помню, когда мастера заливали бетоном потолочное перекрытие в сгоревших кельях, заканчивался цемент. Оставалось забетонировать еще треть перекрытия.
Подходят ко мне мастера и говорят: «Цемент на исходе. Надо класть в бетон побольше песка и поменьше цемента для того, чтобы забетонировать все». — «Нет, — сказал я им, — не разбавляйте, продолжайте, как начали».
Привезти еще цемента было невозможно, потому что все мулы были на поле. Мастерам надо было два часа идти до Коницы, потом еще два часа до поля, искать там на пастбище мулов. Сколько бы они потеряли времени… А потом у людей были и свои собственные дела, прийти в другой день они бы не смогли.
Смотрю: залили две трети перекрытия. Я зашел в церковку и сказал: «Владычице моя, что же теперь?! Прошу Тебя, помоги нам!» Потом вышел я из храма…
— И что потом, геронда?
— И перекрытия закончили, и цемент лишний остался!
— А мастера это поняли?
— Как не поняли! Как же велика иногда помощь Бога и Пресвятой Богородицы!
