Как-то практиканты из школы милиции спросили опытного оперативника Черенкова Сергея Ивановича: какое дело из его биографии, столь богатой борьбой с преступностью, ему запомнилось больше всего?
Студенты, конечно, рассчитывали услышать историю о каком-нибудь громком убийстве или, на худой конец, разоблачении банды грабителей, с захватывающей дух погоней, но старый опер сухо улыбнулся.
— Не могу забыть Зинку Бурчиху – опытнейшую карманную воровку. Зинка была гастролершей. Кто из вас знает, что под этим подразумевается?
Практиканты замялись.
— Это преступники, разъезжающие по разным городам?
— Именно так. И поймать их гораздо сложнее, чем обычного карманника, потому что такой щипач утром приехал в город, ухватил добычу, а вечером уже вновь трясется в поезде, изображая законопослушного командировочного. И где его ловить, даже если есть подробное описание физиономии, совершенно непонятно. Карманников и сейчас много, хотя везде понатыканы камеры и, в основном, кражи совершаются не при помощи ловкости рук, а нажатием мышки.
— Да, киберпреступность совсем распоясалась, — вздохнул один из практикантов. – И каждый день появляются всё новые схемы отъема сбережений у честных граждан.
— И попробуй их поймать. Сидит такой на Каймановых островах… — подхватил другой.
Сергей Иванович только пренебрежительно отмахнулся.
— Поверьте, рано или поздно, но этого ловкача достанут даже с Луны. Не правоохранительные органы, так такие же жулики, как и он сам. Вор у вора дубинку украл – эта пословица появилось не на пустом месте. И всё же, несмотря на весь прогресс, щипачи никуда не делись. Если сам черт наградил их золотыми пальчиками, а взамен лишил даже зачатков совести и сострадания, карманник всё равно выйдет на дело. На дух не переношу эту братию. Ведь иногда последнее у людей из карманов вытаскивают, и ничего не шевельнется в их поганых душах. Для них все люди… как это называют?
— Лохи!
— Не нравится мне это слово, но именно так. И ведь, сволочи, могут не одну сотню человек обворовать, пока их с рукой на чужом кармане не прихватят. Действуют, как правило, шайками. И не каждый, даже поймавший щипача, сможет поднять шум, потому что подельники сразу к боку нож приставят. Но Зинка Бурчиха, о которой я хочу вам рассказать, работала всегда одна.
— А почему Бурчиха?
— Бурчихой её свои же и прозвали, потому что на воровском жаргоне «бурчать» — это отвлекать разговором, — пояснил Сергей Иванович молодежи. — Была она эдакой дебелой теткой с большими навыкат глазами, в которых отражалась ну просто кристальная честность. Косила Зинка под деревенскую бабу: натягивала старушечьи платки, вытянутые на заду юбки и дешевенькие кофты. В руках всегда держала старую потрепанную сумку с обмотанными синей изолентой ручками. В общем, своя в доску! Блатные про кражу на вокзалах говорят: «Держать бан». Так вот Зинка была опытной банщицей. Обычно люди на железнодорожном вокзале все с деньгами – без них куда уедешь? Садилась где-нибудь в зале ожидания Зинка среди таких же теток как сама, и начинала трещать без умолку, жалуясь на пьяницу мужа, лентяя зятя, на гулящую сноху, соседей… а сама потихоньку и по карманам, и по сумкам пролезала, незаметно сережки из ушей вытаскивала, и даже из лифчиков умудрялась заначки выбивать. И тут же срывалась с места, дескать, объявили её поезд. Потом Зинка отправлялась на местный автовокзал. И там всё повторялось сначала. К кому-то Бурчиха ещё и прижималась попутно в автобусе или в трамвае, ну и, аккуратно пересчитав добычу, вечерним поездом отправлялась дальше. Особых богатств карманница таким образом не скапливала, но на безбедную жизнь хватало.
— И как же её, в конце концов, поймали?
— Не поверите. В автобусе она залезла в карман к нашей сотруднице. Ну, тут уж ничего не помогло: ни крики о помощи, ни призывы к толпе восстановить справедливость. Наталья Николаевна возмущенным таким произволом гражданам сунула под нос милицейские корочки, и все почтительно отступили. Это было в моё дежурство, поэтому упаковывать воровку пришлось мне. Зинка сидела вот в этом самом кабинете, — Сергей Иванович обвел взглядом стены комнаты, — и рыдала так, что не знай я, с кем имею дело, наверное, разревелся бы вместе с ней. Но ориентировки на эту ушлую бабенку пришли к нам в отдел уже давно, и я оставался холоден к её горю.
И тут опер, углубившись в воспоминания, вдруг обескураженно покачал головой.
— А между тем, Зинка рассказывала мне вещи, которые даже у мраморной статуи, по её разумению, должны были вызвать, как минимум, сочувствие.
Он тихо рассмеялся.
— Оказывается, наша Бурчиха была особой глубоко верующей… правда, на какой-то свой лад. Каждый раз, прибывая в город, она первым делом отправлялась на поиски храма, долго молилась, прося Господа, чтобы он помог ей нарушать самим же установленную заповедь, ставила толстую свечку, и только потом отправлялась на дело. Но времена были коммунистические, безбожные и во многих городах храмы или закрыли, или переоборудовали ещё подо что-то. А в нашем Холмске церковь переделали под краеведческий музей.
Сергей Иванович на минутку замолчал, вспомнив тот далекий день, когда на стуле перед ним сидела воровка, и, размазывая слезы по щекам, горько причитала:
— Что же это происходит? Как так можно? Я в церковь, а на меня медведь напал!
— Гражданка Федорова, зачем уж совсем уж ерунду-то говорить? В какой ещё церкви на вас мог напасть медведь?
— Да в вашей церкви! Я открыла дверь, а там прямо на входе медведь на задних лапах стоит, и как будто броситься на меня хочет!
Заполнявший протокол допроса опер озадаченно покосился на заплаканную карманницу:
— У нас нет церкви… там сейчас краеведческий музей.
— Но я-то не знала. А там медведь!
— Чучело медведя.
— Да какая разница! Я испугалась и убежала, даже лоб забыв перекрестить. А ведь меня когда-то баба Маша – старая шоколадница — учила, что если не хочу втюхаться, надо у Бога разрешения на кражу попросить и свечку поставить. И вот когда я в город приезжаю, — продолжала всхлипывать Бурчиха, — сразу иду церковь искать. И если не найду, где свечку поставить, сразу же уезжаю.
— А в этот раз почему не уехала?
— Так я собиралась уехать, но меня по дороге на вокзал загребли. Вот что значит свечку во-время не поставить. Так-то меня Бог отвел бы от ментовских карманов.
Сергей Иванович отнюдь не был знатоком Священного Писания. А ту пору и вообще считал себя неверующим, но всё же кое-что в памяти сохранилось ещё со времен изучения в школе милиции курса «Научного атеизма»
— Послушайте, гражданка. Вера во Всевышнего – дело, конечно, ваше личное. У нас по Конституции свобода совести. Но неужели вы и впрямь считаете Бога (даже если он существует) неким паханом, который за взятку будет согласен закрыть глаза на нарушение им же установленных заповедей.
Зинка посмотрела на молодого опера, как на слабоумного.
— Так ведь помогало же. Сколько раз свечку ставила, столько раз фарт был на моей стороне. А вот сегодня… Большого ума не надо, чтобы понять – разгневался на меня Господь!
Сергей Иванович обвел практикантов насмешливым взглядом.
— И доказать этой щипачке, что с Богом бесполезно договариваться, когда идешь на преступление, я так и не смог. Зинка плакала, крестилась и просила у Всевышнего прощения даже в зале суда. Отсидела она впоследствии три года в колонии общего режима, ну и пошла… дальше свечки ставить. Правда, к нам в город Бурчиха больше никогда не наведывалась.
— Так эта карманница вообще не была христианкой, — угрюмо заметила юная практикантка, — все её действия — своего рода магический ритуал.
— Твоя правда, дочка, — охотно согласился Сергей Иванович. – Магический ритуал. Работа в полиции – это работа с людьми, а они часто норовят закон обойти: как-то договориться или повлиять на вас через третьих лиц. Так вот, поверьте немало пожившему человеку – с Богом договориться нельзя, какой бы высоты свечки вы потом ему не ставили.
