Пожизненная благодарность

Тогда мне было двенадцать лет, и было сложно понять всю глупость или самоотверженность этого поступка, но сейчас, спустя два десятилетия, когда я познала радости замужества и материнства, возникает все больше вопросов, которые уже некому задать. Марию похоронили последней из пяти сестер десять лет назад.

Как и все дети, я часто проводила каникулы у бабушки. Бабушка уже тогда сильно болела и почти не выходила из дома. Я бегала по ее поручению в ближайший магазин за хлебом и кефиром, но мясо и овощи нужно было покупать на рынке, и ей их обычно привозила младшая сестра, Мария.

Однажды я напросилась вместе с бабой Машей, как я ее называла, с одной стороны, из чувства долга, потому что она была пожилая, и ей было тяжело нести огромные сумки, а с другой стороны из любопытства — очень хотелось побывать на рынке. И она взяла меня с собой.

На обратной дороге мы остановились передохнуть на лавочке. Не помню с чего, но я вдруг спросила:

— Баба Маша, а почему у тебя нет детей? И мужа?

Она внимательно посмотрела на меня, словно оценивая, стоит ли рассказывать, пойму ли я. А потом произнесла:

— Я расскажу тебе. Чтобы ты всегда ценила своих родных, свою жизнь и тот хлеб, который ешь каждый день. Ты же знаешь, что нас было пятеро сестер. Твоя бабушка была старшей, и в тот год, когда началась война, ей было чуть больше лет, чем сейчас тебе. А мне было три года. Папа сразу ушел на войну, и мы остались с мамой, совсем одни. Родственники все остались на Украине.

Жили мы тяжело. Мама и две старшие сестры работали, мы были на домашнем хозяйстве. Весь урожай же тогда отправляли на фронт, есть было совсем нечего.

Сложные это были времена. Для всех. Я была совсем малая, ничего не понимала. И всегда хотела есть. Хлеб нам выдавали по талонам — это был такой маленький кусочек в день, что насытиться им невозможно. Я проглатывала его за один миг, и очень хотела ещё.

Баба Маша остановилась и замолчала. Я заметила, что у нее дрожат руки, и мне почему-то стало очень тревожно и холодно, хотя на дворе был жаркий июль.

Чем дольше она молчала, чем страшнее мне становилось, и очень хотелось попросить ее продолжить рассказ, но голос комом застрял у меня в горле.

— Мама нас строго воспитывала, — наконец продолжила она. — Каждой отмерялся одинаковый кусочек хлеба, и делиться с другими не разрешалось. На самом деле, делиться со мной — я же была самая младшая, и все пытались отдать мне самый вкусный кусочек. Она всегда это пресекала.

И вот старшие три сестры приспособились и прятали четвертинки своих порций в карман. А потом, когда мама не видела, отдавали их нам — мне два кусочка, а Ниночке один, она была старше меня на два года. Так было всю войну.

Знаешь, я только потом поняла, чего им это стоило — голодным, уставшим, отрывать этот драгоценный кусочек от себя. И старалась отблагодарить как могла, но они только отмахивались, говорили, что очень боялись, что я не выживу, такая я была слабенькая и худенькая. Очень меня любили.

По щекам бабы Маши текли слезы. И по моим тоже. Я вспомнила, как хитростью отбирала у младшей сестры шоколадку, и жгучий стыд опалил меня.

— В молодости у меня было много поклонников. Ты не смотри, это сейчас я старая и морщинистая. А тогда я была красавицей с тугой косой до пояса и сверкающими синими глазами. Но я решила, что не могу потратить свою жизнь, подаренную мне сестрами, на чужого человека. И взяла на себя сначала заботу о матери — отца, как ты знаешь, убило на фронте.

А потом я помогала сестрам — сидела с их детьми, пока они доучивались в вечерней школе, забирала детей из сада… Ну, в общем, ты знаешь — твоя мама у меня как-то год жила, пока бабушка твоя на вахте была. И ни разу я не пожалела о своем решении. Дети у меня — это дети моих сестер. Ну а муж… Можно и без него счастливо прожить…

В тот вечер я впервые съела весь суп из своей тарелки и весь хлеб, который положила мне бабушка. Ни разу больше я не выливала тайком нелюбимые щи в раковину. И никогда не отнимала у младшей сестры сладости…

Источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 9.75MB | MySQL:86 | 0,249sec