Никто не знает, когда он появился в тайге. Просто Никитична из близлежащей деревеньки Орловка, состоящей всего из одной улицы и десятка домов, забрела в чащу, в поисках грибов и ягод, для запасов на зиму, и увидела там целое хозяйство. Небольшой и очень аккуратный сруб, застеленный сверху еловыми ветками, натянутую верёвку, на которой белела постиранная рубашка. Никитична подошла ближе.
Но тут из-за сруба вышел огромных размеров волк, оскалился и зарычал. Никитична замерла в страхе. Но из сруба выглянул мужчина. Увидев гостью, готовую рухнуть в обморок, он мягко отозвал волка, погладил его по жёсткой шерсти и подошёл к Никитичне. Та почувствовав облегчение, поздоровалась.
— Здравствуйте, женщина. Заблудились? — Любезным тоном ответил хозяин. Голос его был мягок и даже бархатист.
Никитична, отойдя от шока, оглядела собеседника. Росту среднего, фигура спортивная, подтянутая. С выправкой, как у военных. Синие пытливые глаза смеялись, но в них чувствовалась нотка горечи хлебнувшего беды человека. Седые глаза. Это определение точно к ним подходило. Аккуратно причесанные, длинные, давно не стриженые волосы, стянутые тесьмой и длинная борода. На вид ему было лет сорок, хотя борода обычно старит мужчин.
— Да по грибы вышла. — Пояснила Никитична. — Заблукала малость. Смотрю — дом посреди леса. А тут зверюга на меня…
Незнакомец улыбнулся.
— Вы Серого не бойтесь. Он просто меня и дом защищает. Я его раненого выходил. Теперь вместо собаки у меня.
— А чё вы здесь? — Полюбопытствовала женщина. — Чай в деревне веселее было бы.
— Отшельник я. — Ответил мужчина. — Поселился тут. Сруб поставил.
— В одиночку? — Ахнула Никитична.
— С Божьей помощью. — Улыбнулся мужчина.
— А звать-то тебя как? — Неожиданно перейдя на «ты» спросила женщина.
— Михаилом кличут. — Ответил хозяин сруба. — А тебя как?
— Софьей. Но все запросто Никитичной зовут. А ты издалече?
— Издалече. Ну что, чаем напоить, или дорогу показать?
Любопытная женщина согласилась на чай. Ей было интересно, как устроено внутри сруба. Они прошли внутрь. Там стояла широкая лавка, видимо, служившая кроватью, ладно скроенный стол и лавка поуже возле него. В углу сруба стоял большой рюкзак и поверх него коврик и какое-то большое зелёное одеяло. На столе лежала Библия и горела в большой гильзе свеча.
Михаил взял со стола небольшой чайник, набрал воды из пятилитрового бутыля и вышел во двор. Никитична вышла за ним. Мужчина возился с костром, над которым был подвешен чайник.
Вскоре чай был готов. Михаил угостил гостью вареньем из малины собственноручного приготовления. Они поговорили немного ни о чём, потом Никитична спросила:
— Вижу, Писание на столе. Верующий?
— Верующий. — Согласился Михаил.
— А иконы где?
— А ты думала, если человек верующий, то обязательно иконы должны быть? — Рассмеялся хозяин. — Неужели без них нельзя?
— А куда ж без них? — Удивилась Никитична.
— Вот ты верующая?
— Ну да. Каждое воскресенье в храм хожу.
— Стало быть, по воскресеньям молишься?
— Выходит, да.
— А разве можно молиться по расписанию?
Никитична не нашла что сказать.
— Вот религия у вас христианская, а вера православная. Да?
-Конечно. — Никитична второпях перекрестилась. — Нечто ль у тебя другая?
— У меня нет религии. — Ответил Михаил. — Я от неё свободен. Молюсь, когда захочу. Иконам не поклоняюсь, ибо идолы это. А Господь ревнитель. Не хочу с Ним дружбу нарушать. И вере моей нет названия. Хотя, впрочем, есть. Добро.
— Странный ты. — Женщина поправила платок. — Писание читаешь и православие отвергаешь.
— Потому что прочитал Писание. — Ответил Михаил.
— Так Бог же триедин?
— Нет. Он один.
Никитична торопливо перекрестилась и засобиралась уходить. На прощание Михаил подарил ей корзину грибов и ягод, провел до просеки. Дальше она дорогу знала.
Никитична торопливо ушла в деревню. Вскоре по деревне пронесся слух, что в таёжной глуши появился одинокий отшельник, к тому же ещё и язычник.
Вскоре местные охотники пошли в тайгу, прогнать незваного отшельника неправославной веры прочь. Все трое были пьяны.
Михаил вышел из избы, посмотрел на трёх алкашей с ружьями, усмехнулся. Один начал громко орать, подбадривая остальных:
— Вон из мест наших, мракобес! — Он попытался вставить патрон в ствол, но пьяные руки слушались плохо. Михаил засмеялся, спустился к троице, взял из рук пьяного главаря ружьё, заглянул в ствол.
— Чистить пробовал? Говорят, помогает! — Он вернул пьяному ружьё. Тот оторопел от смелости хозяина. Тот, как будто был уверен, что его не берёт пуля.
В этот миг раздалось злобное рычание. Из-за сруба показался Серый. Он страшно оскалился и рычал на незваных гостей. Те в испуге, застыли, как недавно Никитична.
— Серый, спокойно! — Сказал Михаил.
Его спокойный и уверенный голос вернул гостей из пучины ужаса. Волк вернулся за сруб.
— Ну и с чем пожаловали? — Михаил окинул взглядом мужиков.
Те что-то мычали и ничего внятно ответить не смогли.
Старший из-за пазухи достал поллитровую бутылку.
— Уважь, хозяин!
Михаил взял протянутую бутылку и отпил. Самогон гнали явно для себя. Хороший. Он вытер губы и вернул тару.
— Спасибо. Давно не пил.
— Ты откель такой будешь, мил человек? — Спросил один из охотников.
— Теперь местный, таёжный. — Отшутился Михаил. Хмель слегка ударил в голову. Михаил сбегал в дом, вскоре вернулся с миской жареных грибов и ложкой.
— Угощайтесь, мужички!
Те закусили отпитую самогонку. Потом мужики закурили. Предложили и Михаилу, но тот отказался.
В общем, контакт с местным населением получился. Вскоре деревенские мужики помогли Михаилу возвести в срубе печь. Скоро осень, — говорили они. — Надо ж как-то тебе греться.
Крестьяне оказались душевными людьми. Вскоре они смирились с отшельником, живущим в глуши. Смирились и с его пониманием религии. Подарили Михаилу настоящий самовар, кучу утвари, теплых вещей и даже валенки.
Дед Андреич даже хотел ружьё подарить.
— Нельзя, — Говорил он. — По тайге без ружья.
Однако, Михаил от такого подарка отказался.
— Клялся не брать в руки оружие. — Сказал он. — Да и что со мной случится?
— Зря ты! — Укорил его дед. — Зимой зверь лютует.
— Звери не люди. Просто так не тронут. — Отвечал отшельник.
Ружья в дар он не принял.
В общем, жилось одинокому отшельнику уже веселее.
Однажды крестьяне привели к нему священника. Тот долго укорял Михаила, что не посещает храм, однако отшельник в ответ угостил людей чаем из листьев малины. А когда зашла речь о религии, тут его и прорвало.
— Вот вы, батюшка, — Сказал он. — Вы искренне верите. У вас вера искренняя. Но к чему ведёт религия? Что она даёт?
— Как что? — Удивился поп. — Жизнь вечную.
— Ну да! — Ухмыльнулся отшельник и отпил чай. — Я к вам, батюшка, опосля приду. Поговорим. Я не проповедую. И никого не маню к себе. Поэтому говорить будем с глазу на глаз.
Батюшка пожал плечами.
Вскоре он снова пришёл к отшельнику. Но в этот раз один.
Михаил поприветствовал его на пороге, пригласил в дом. Там и состоялась беседа. Споров не было, но Писание листалось регулярно.
— Да пойми, ты, грешник великий! — Говорил батюшка. — Сатана тебя водит. Тут же ясно написано — великая благочестия тайна. Троица, значит.
— Да кто это писал, Павел? Что мы о нём знаем? После смерти Христа прибился к апостолам, дописал Евангелие. И что он понаписал?! Обратное от учения Господа?
— Ничего не обратное. Все верно написано.
— Да? А что ж, Иисус учил смирению и терпению? А что вышло? Двое не сдали денег апостолам, это в Деяниях, и апостолы их умертвили? Не церковь ли дописывала? А голосование на Никейском соборе, Где Создатель признан Троицей, это нормально?
Опустим и это. А то, что церковь заставляет людей молиться костям давно умерших, это нормально? То есть, мёртвым поконяетесь? Всё у вас на символике построено. Знамение крестное, обряды, уходящие корнями в язычество…
— В общем, так. За слова твои еретические я бы предал тебя анафеме. Да некрещёный ты. В храм тебе ходить запрещаю, ибо не место еретикам в храме.
— Не услышал ты меня, батюшка. — Укоризненно сказал Михаил. — Да Господь с тобой. Каждому по вере его воздано будет.
Поп перекрестился и, попрощавшись с отшельником, ушёл прочь.
— Эх, религии земные… Сами блудят и народ в яму тянут. — Покачал головой вслух Михаил.
Через несколько дней поп пришёл снова. Он принёс с собой чай и печенье.
— Не могу. — Пожаловался он. — Хоть и еретик ты, но грамотный. И собеседник интересный.
Михаил улыбнулся.
— Ну, чисто по-человечески дружить будем!
— Будем! — Обрадовался священник.
За чаем пошла задушевная беседа. Оказалось, батюшка Амвросий, в миру Николай Петрович Голиков, был в своем прошлом вором. Неоднократно сидел в тюрьме. Но и туда проникает Божье слово. Последнюю ходку батюшка вспоминает с благоговением.
— Я ведь москвич. — Говорит он, вздыхая.
— Неизвестно, как судьба сложилась бы далее, но Господь сподобил на службу к Нему. Построили в зоне часовенку, покрестили меня, исповедовался, причастился. И такая меня тогда тоска взяла! Вот, понимаешь, вину чувствую и всё тут.
Я же раньше считал, что богатых обкрадываю. В общак воровской деньги давал, по закону воровскому жил. А в храме глаза-то и открылись. Не поверишь, плакал. Дикими слезами захлёбывался. И тогда взял меня настоятель храма, отец Александр в пономари. А когда вышел по УДО, он меня в один храм направил с письмом. Так я и стал священником. А ты как жил?
Этот вопрос заставил отшельника погрузиться в воспоминания.
Чечня… Он, детдомовец, только закончивший военное училище лейтенант, получает задание уничтожить со своим взводом банду «чехов», засевших в развалинах дома. Они приезжают на БТРе. Едва взвод успел соскочить с машины и рассредоточиться, в боевую машину прилетел заряд РПГ. Каким чудом мехвод и командир машины успели из неё выскочить, никто не понял, но вскоре после их десантирования сдетонировал запас боекомплекта. В общем, машины у них больше не было.
Лейтенант, лежавший в грязной луже ничком, посмотрел назад, где полыхала техника.
Вскоре застрочили автоматы и пулемёты. Миша пополз к дому. Рядом полз мехвод, прапорщик Лукьянов. Миша притормозил недалеко от дома, обстрелял первый этаж. Ответный огонь провёл полосу перед ним. Капли грязи упали на лицо.
— ПК! — Крикнул мехвод. Он открыл огонь туда, откуда стрелял пулемёт чеченцев. Но похоже, те успели сменить позицию.
— Прикройте! — Миша на полусогнутых побежал к дому. Но снова залёг под плотным ответным огнём.
— Когда у них боезапас кончится? — Сплюнул прапор.
Как будто услышав его, резко прекратился огонь со стороны противника. Пользуясь этим, Миша было дернулся вперёд, но Лукьянов удержал его за рукав.
— Не ведись, лейтенант. — Услышал он. — Это «чехи» заманивают.
Вскоре Миша поднял взвод в атаку. Под прикрытием пулемёта, он пригнувшись, приблизился к дому. Отогнул уски, выдернул чеку, швырнул гранату в окно.
Взрыв. Следующие окна зачищали ребята из его взвода. Итак, первый этаж чист. В этот момент, Лукьянов оттолкнул его в грязь, закрыв собой. Сквозь выстрелы автоматов Миша услышал хлопок СВД. Прапорщик выгнулся, посмотрел на Мишу и сник.
— Лукьянов, ты чего! — Миша подполз к нему, подложил свою руку под его голову. Мгновенно рука стала липкой. Снайпер выстрелил ему в шею. .
Лукьянов посмотрел на Мишу.
— Нет ничего лучше, чем положить живот свой за други своя… — Прошептал он. Эти слова он произнёс с последним выдохом, лёгкая улыбка озарила его грязное лицо и глаза его остекленели.
Невероятная ярость охватила лейтенанта. Он вскочил, схватил автомат и… Получил пулю в грудь. Падая, он успел выстрелить вверх и увидеть, как винтовка летит со второго этажа, а снайпер свисает головой и руками вниз…
В госпитале он узнал, что кроме него и Лукьянова потерь во взводе нет.
Были и ещё бои. Но это уже другая история. Вернувшись домой, Миша получил причитающиеся ему деньги. Но никакие деньги не восполнят ту боль при воспоминании, как смелый прапор спас его жизнь ценой собственной.
Вопросы о жизни и смерти и заставили его прочитать Библию. Но понял он Писание по своему. Стало ясно, что Павел вовсе не апостол, а внедрившийся в круг апостолов агент духовенства Израиля. Ясна и цель этого внедрения — расколоть верующих, исказить учение Христа, отделить веру от религии и создать новую церковь. Всё у него получилось. Только вот в Риме осечка вышла. Не были римляне иудеями и не знали, что Павел скрытый враг последователей Иисуса. И римляне просто прибили его ко кресту. Заодно и Петра с ним вместе.
Поп выслушав Мишу, сказал:
— Исповедоваться бы тебе. И причаститься…
— Нет же! — Отмахнулся Миша. — я каюсь перед истинным невидимым Богом. А вся эта символика…
Не мог убелить батюшка Михаила. Никак не мог. Религия и вера суть вещи разные. Можно использовать религию для обогащения и одурачивания масс. А можно и нужно просто верить. Это понимали оба. И офицер, прошедший войну, и бывший вор, ставший на путь искреннего служения…
Однажды к Михаилу прибежала Никитична.
— Ой, что творится! — Причитала она. — Скоро нас всех на улицу выгонят, иуды проклятые!
— Что случилось? — Михаил вышел к ней. Никитична сидела на пне и плакала. Рядом прилёг Серый, уже привыкший к гостям хозяина.
— Из города приезжали. Четверо. Лихие люди. С оружием. Собрали всех и сказали, что вся земля наша куплена. Наши дома снесут, а здесь откроют алмазный рудник. Алмазы тут нашли, понимаешь? Нас на улицу, а сами алмазы добывать.
Кузнец наш, Силантий, спросил, а если не уйдём, тогда что? В общем, убили его. Сразу. Ой, что творится!
— А милицию вызывали?
— Вызвали. Приехали такие себе, спокойные.
Те бандюги уже уехали к тому времени. Говорят, а что ж не задержали? А задержишь их, коли у них автоматы?! Господи!
Михаил как мог успокоил женщину. Потом предложил всем миром построить поселение в тайге, возле него.
Никитична успокоилась. Вытерла слёзы, молча ушла. Михаил посмотрел ей вслед.
— И что делать, Серый? — Обратился он к волку. — Если честно, руки чешутся передушить бандитов. Да и ментов тоже. Они явно в доле. Но искушение потерпеть надо. Господь отведёт.
Пришел поп. Понуро сел на лавку.
— Ко мне тоже приходили. — Сказал он. — Говорят, площадь залежей большая. Будут вместе с деревней и храм сносить. Ироды…
— Вот скажи мне, батюшка. Ведь война плохо. Верно?
Священник кивнул.
— А как же тогда священники солдат благословляют, ведь по сути, те убивать идут?
— Когда ты за землю свою стоишь горой, за родину, за народ свой, тогда это не грех. А даже благословение Божие тебе.
— Погоди. А как же смирение? Чему Христос учил? Всё прощать, даже это?
— Погоди. — Мрачно отозвался поп. — Не до этого сейчас.
Вскоре он ушёл. Михаил вышел в тайгу.
Он обнимал лиственницы, целовал листья, вдыхая их аромат. Потом он молча задал свой вопрос Творцу.
В ответ, ветер зашевелил листву, мягкие веточки погладили Мишу по щеке. Миша медленной походкой пошел к себе.
Дома он уснул. И снился ему прапорщик Лукьянов. Миша знал во сне, что тот мёртв, но почему-то не удивился.
— Нет ничего лучше, чем отдать живота своего за други своя! — Снова сказал прапор.
— Коля, я… Ты мне жизнь спас! А свою положил…
— Нет ничего лучше, чем отдать свою жизнь за других. — Сказал Коля Лукьянов. — Иди и отдай. Кто меч подымает от меча да умрёт!
Сон прервался. Миша проснулся в поту и слезах. В его ушах слышалось снова и снова: « Иди и отдай!». Коля требовал вернуть ему долг.
Когда Миша умывался, до него дошло. Это был ответ! Приказ свыше — Защити людей! Но умри, потому что взял оружие. Ну что ж…
О смерти думать не хотелось. Миша взял рюкзак и из бокового кармана вытащил свой боевой нож. Засунул его за голенище сапога. Теперь его место там.
Как ни странно, больше в деревню никто не приезжал. Так прошла зима и наступила весна. Местные уже успокоились, позабыв прошлогоднее посещение бандитов как страшный сон.
Но бандиты не забыли их. Накануне Пасхи четыре джипа приехали в деревню.
Человек пятнадцать в кожаных куртках, с автоматами прошли по деревне, убедились, что жители никуда уезжать не собираются, начали жечь дома.
Перепуганные люди бросились в храм. Заперлись изнутри. Батюшка начал молиться Богу…
Вскоре деревня полыхала полностью. Кроме храма. Бандиты туда ещё просто не дошли.
Миша, крутившийся по хозяйству у себя возле сруба, почуял неладное. К тому же, громко завыл Серый. Миша проверил нож за голенищем и побежал в сторону деревни.
Увидев зарево, он всё понял. Сердце его заколотилось. Схватив нож, он подошёл к деревне. Люди в спортивных штанах и кожаных куртках уверенно шли к храму.
Увидев их машины, Миша схватил палку, поджёг её и бросил в салон первого джипа. Так постепенно он поджёг все машины бандитов. Те, увидели, что их автомобили горят и бросились к ним.
Миша спрятался неподалёку от полыхающего джипа. Подбежавшие первыми два крепыша, матерясь, доставали из салонов огнетушители. В этот момент Миша и напал. Оба бандита мёртвыми ушли в полыхающий салон.
Так Миша завладел двумя АКСами. Пяток бандитов неслись к джипам, остальные продолжали путь к храму. Явно не исповедоваться.
Миша с ходу расстрелял нёсшихся на него убийц, снял с их автоматов рожки, перепрыгнул через трупы, и понёсся наперерез остальным. Но не успевал. Восемь гадов уже расстреливали двери храма, закрытые изнутри. Один из них, поливал стены из канистры. Вскоре стены заполыхали…
Миша подбежал, когда храм уже горел снаружи. С ходу расстрелял ломавших двери. По нему начали стрелять с двух сторон. В полыхавшем зареве трудно было различить, откуда ведут огонь. Миша отбежал от храма и спрятался за пока не подожжёной пристройкой.
Огляделся, сменил рожок. Выглянул. Очередь. Спрятался, высунул автомат, дал ответную очередь. Выглянул. Тишина. Залёг и пополз. Бочка. Спрятался за бочку. Выглянул. Кожаный спортсмен осматривался, и в поисках Михаила крутил башкой. Миша стрельнул одиночным. Кожаный рухнул на землю. Выстрел, пуля над головой.
— Да сколько вас? — Миша выстрелил в ответ. Ещё один убийца с криком упал в самый очаг пожара.
Наступила тишина. Миша понял, что больше никого из убийц нет. Он бросился к воротам храма.
Да они и сами отворились. Оттуда выбегали перепуганные жители. Крестясь на ходу, люди бежали к колодцу, хватали вёдра, тушили храм.
Миша встал в цепочку вместе со всеми. Вскоре храм потушили. И в этот момент, Еремеич, старый алкоголик, ударом топора в спину, прикончил бандита, целившегося в Мишу из пистолета . Падая, тот успел выстрелить. Миша охнул и спустился на землю. Пуля попала в спину и прошла навылет. Люди бросились к нему. Кто-то подложил под голову ватник, кто-то пытался зажать рану тряпкой.
Над Мишей нависло лицо Никитичны.
Он слабо улыбнулся.
— Лукьяныч, я отдал… Долг…за други своя…
Миша замолк и наступила темнота.
Он открыл глаза. Потолок, капельница, палата. Жив, что ли?
Он застонал. Медсестра увидев что он пришел в себя, наклонилась над ним.
— Всё хорошо, успешно прооперировали. — Сказала она. — Много крови потеряли, пока вас довезли, но вам кровь сдавать вся деревня построилась. — Она улыбнулась. — Там, в коридоре полно народу сидит.
Миша улыбнулся. Господь оставил ему жизнь…
