Я много лет живу в другом регионе, за тысячи километров от села, в котором выросла. И каждый раз, когда я бываю в родных краях, меня сопровождает такая горькая грусть, что я решила с ней немного разобраться.
Мне 43 года. Я выросла в южном селе на Ставрополье. Правильно было сказать — в многонациональном селе. Русские, украинцы, армяне, чеченцы, даргинцы, карачаевцы, ногайцы, татары, кабардинцы, аварцы, осетины… Навскидку я насчитала не менее 10 национальностей, но их было еще больше.
Мы вместе ходили в детский сад, потом в школу.
Наши родители вместе работали в колхозе, вместе отмечали конец уборки. Это был большой-большой праздник. Жарились шашлыки, устраивались конкурсы и игры. Наши родители, молодые, веселые, по очереди выходят на сцену в клубе – получают вымпелы и награды.
Уборка сама по себе была большим событием. В течении нескольких недель на огромный ток день и ночь бесконечной вереницей ехали грузовые машины, везли зерно. На полях рядами двигались большие красные комбайны. Зерно ссыпали в высокие кучи, отдельно рожь, отдельно овес, отдельно пшеницу. Ток работал до поздней ночи, горели фонари, шумели веялки, гудел элеватор.
Дважды в неделю на ток привозили бочку с квасом, и селяне кто с бидоном, кто с трехлитровыми банками совершенно бесплатно наливали в свою тару пенящийся светло-карамельный напиток.
А стрижка овец? Это же было сродни колдовству, когда из под рук стригаля выбегали худенькие тонконогие овечки, которые только что были большими, кудрявые и круглыми стожками. Нам редко разрешали ехать со взрослыми на кошару, но уж если мы туда попадали, то всё вокруг было захватывающим и интересным.
Мой отец работал агрономом и поэтому я всегда знала на каком поле растет горох. С нетерпением ждала, когда он привезет первые охапки сплетенных кустов и скажет: « можно лопать, дочь!» И вот уже мы с самыми лучшими подружками и друзьями мчимся велосипедной вереницей к заветному полю. Там разбредаемся и наедаемся сочным зеленым горошком до отвала
Вот такими яркими картинками вспоминается мне моё детство.
Село было молодым. Был построен огромный двухэтажный детский сад, баня, магазин, маслосырзавод, у школы росла аллея стройных тополей. На улицах с новыми домами укладывали черный дымящийся асфальт.
На поле посредине села, куда пригоняли в обед стадо коров и которое в нашем обиходе называлось «тырло», приезжал молоковоз и мы сдавали парное молоко, из которого на нашем маслосырзаводе делали дырчатую соленую брынзу.
Жизнь кипела. Впереди было светлое и ясное будущее.
Сегодня же это тихое запущенное село. Колхоза больше нет, как нет и фермы и маслосырзавода. Баня разобрана до фундамента какими-то дельцами. Тополя у школы выкорчеваны. Не шумит ток, не едут вереницей машины с зерном. Асфальт никогда не обновлялся, местами пошел ямами и трещинами, местами совсем разрушился.
Детский сад работает вполсилы, а школу и вовсе планируют закрыть и возить детей в соседнее село. На всю улицу горит один тусклый фонарь и, прогуливаясь вечером, я не встретила ни одной живой души. Молодежь, за редким исключением, уехала. В селе остались старики, и я не представляю, как тяжело им, строящим в свое время светлое будущее для нас, своих детей, смотреть на то, что в итоге получилось.
Поэтому каждая поездка в родные края — это невыносимо грустно. Жизнь в основном кипит сейчас в больших городах и около них. Здесь работа, здесь развлечения, здесь больницы и инфраструктура. И даже если мне когда-то приходит в голову шальная мысль «все бросить и вернуться в родные края», она быстро растворяется от той реальности, которую я вижу в редких приездах на родину.
Уважаемые читатели, а как у вас сложились отношения с родными местами? Стало ли там хуже или лучше, чем было в вашем детстве и юности? Живете вы там же, где выросли или поменяли место жительства? Почему? Живут ли рядом с вами ваши дети или вынуждены были искать лучшей доли вдалеке от родных мест? Расскажите, интересно.
