Маша сидела на лавочке и плакала навзрыд. Сердце её готово было разорваться на мелкие кусочки. Впрочем, оно уже и так разбито. Час назад Лёва объявил, что они расстаются. Мол, Маша ему не пара, да и родителям его она пришлась не по душе.
— Ну о какой любви может идти речь, если ты не нравишься маме и папе? Маш, не будь дурой, иди домой. У нас с тобой нет будущего!
— Неужели тебе так важно мнение родственников?
— Да, важно. Я у них единственный сын. Родители столько в меня вложили, да и наследство светит крупное, а тут ты. Впрочем, тебе, сироте, не понять.
Последнюю фразу Лёва произнёс с кривой ухмылкой.
В глазах у Маши потемнело, и она отвесила парню звонкую пощёчину. Не дожидаясь, пока тот придёт в себя, повернулась и побежала, не разбирая дороги.
Добежав до ближайшего парка, девушка присела на скамейку и разрыдалась. Она понимала, что так громко плакать на глазах у всех не совсем правильно, но ничего не могла с этим поделать. Хорошо, что лавочка находилась в глубине аллеи и людей было мало.
Маша, захлёбываясь слезами, поняла, что не взяла с собой салфетки, и привести себя в порядок будет достаточно сложно.
Вдруг на уровне её глаз появился симпатичный тканевый платочек белого цвета с кружевной каёмкой.
Девушка непонимающе подняла голову и увидела, что возле неё стоит женщина с улыбкой сочувствия на губах.
— Возьмите, детка, — сказала незнакомка. — Вам нужнее.
Маша, всхлипывая, приложила платок к носу. Раздались характерные звуки. Дышать стало чуть легче.
— Можно присесть? — спросила женщина.
Девушка кивнула. Теперь у неё получилось рассмотреть невольную собеседницу. Красивая, ухоженная, одетая со вкусом. Только возраст её Маша всё никак не могла определить. Да и стоило ли?
— Ох уж эти мужчины… Нагонят на девушку тоску, а сами в кусты. — произнесла женщина.
Маша вопросительно посмотрела на неё. Та улыбнулась.
— Так плакать можно только из-за неудачных отношений. Я угадала?
Девушка кивнула и слёзы снова потекли по щекам.
— Лёва сказал, что мы расстаёмся из-за того, что я не понравилась его родителям. Ещё и меня попрекнул из-за того, что сирота.
— Милая, так вам радоваться надо, что так сложилось. С таким товарищем и врагов не нужно. Вы хоть понимаете, как вам повезло?
— В том, что меня бросили? — посмотрела Маша на женщину. — Это что, хорошо? Вы издеваетесь?
— Отнюдь, боже упаси! — воскликнула собеседница. — Наоборот, радуюсь, что вы получили возможность увидеть истинное лицо своего возлюбленного. Или предпочитаете, чтобы другие о вас ноги вытирали?
Маша молча покачала головой.
— Вот и славно! Давайте знакомиться! — протянула руку женщина. — Я Майя!
— Мария, — ответила на рукопожатие девушка. — Рада знакомству.
Майя улыбнулась.
— Это ваши первые отношения?
— Да.
— Тогда неудивительно, что вы так реагируете. Первый разрыв всегда воспринимается болезненно, если до этого вбила себе в голову, что отношения устраивают. Грустно видеть, когда женщина не хочет уходить от тирана или бездельника, придумывая отмазки. Впрочем, когда открываешь на проблему глаза, то она и решается легче.
Маша с удивлением посмотрела на Майю. Та снова грустно улыбнулась.
— Я по профессии журналистка. Привыкла анализировать, сопоставлять факты. Возможно, это и спасло меня в своё время. Хотя, я думала, что не выкарабкаюсь из эмоциональной ямы, в которую угодила. Но всё получилось.
Девушка теперь не плакала. Ей было интересно слушать новую знакомую. Та вела беседу спокойным ровным тоном, который убаюкивал Машу, и в то же время располагал к себе.
— Ещё в школе у меня не было отбоя от поклонников. Родители, несмотря на советское воспитание, не ограничивали меня в свободе слова, выбора. Я носила смелые для того времени наряды, была редактором школьной газеты. Директор школы, Альберт Владимирович, намучился со мной. Ему нужны были заметки о пионерах-комсомольцах, а я писала о западной моде и путешествиях.
Майя рассмеялась.
— Помню, вызвал меня в очередной раз «на ковёр» и сказал, что теперь у стенгазеты будет другой редактор. Ох как мне было обидно! Но я не стала кричать или плакать. Только лишь сказала, что придёт время, и меня вернут обратно. И стала ждать. И действительно, через месяц Альберт Владимирович попросил снова стать редактором. Стенгазету никто не читал, а художники вообще устроили бойкот. И выходила стенгазета без красивых рисунков с «голым» текстом, который читать было невозможно без слёз.
Новая знакомая Маши закурила тонкую сигарету.
— После школы я поступила на журфак. Учиться было интересно, хотя пришлось столкнуться лбами с некоторыми преподавателями, которые требовали писать статьи по строгим советским стандартам, которые я терпеть не могла. Несколько раз вставал вопрос о моём исключении из института, но я с жаром отстаивала свою точку зрения.
Вдобавок, меня взял под крыло преподаватель русской литературы, Жаров Николай Игоревич. Он был профессором, многие из нас учились по его учебникам.
Несмотря на солидный возраст, мыслил он свободно и трезво. Наша дружба длилась ещё лет пятнадцать. Именно этот человек помог выбраться из ада, в который я угодила.
Майя смотрела на лёгкую нить дыма, струящуюся с кончика сигареты и продолжила:
— Мне пророчили блестящую карьеру в журналистике.
После окончания института я начала работать в достаточно крупном издании, освещать культурные события. Премии выдавались одна за одной. Всё было хорошо, пока я не познакомилась с Александром. Театральный режиссёр, подающий большие надежды. Я брала у него интервью, после которого он пригласил меня на вечернюю прогулку по городу. И я влюбилась. В его красивую внешность, низкий бархатный голос с небольшой хрипотцой; влюбилась в тёмные, почти чёрные, глаза, обрамлённые густыми ресницами.
За мной ухаживали ещё трое молодых людей, а я выбрала Александра. Его манеры покорили меня. Он дарил дорогие подарки, водил по выставкам и концертам. Для меня на его спектаклях держалось место в ложе.
Я переехала в его квартиру, и через два месяца мы поженились. И…
Майя потушила сигарету, придавив её каблуком, подняла с земли и бросила в урну.
— И что было дальше? — спросила Маша.
— Сказка закончилась. Больше я не ходила по выставкам и театрам. Александр запретил работать, сказав, что дома я буду нужнее. И пришлось меня пять лет стоять у плиты, готовить сложные блюда. Муж не любил простую пищу, говорил, что она для бедных. Каждый вечер я накрывала для него стол, зажигала свечи и всю трапезу смотрела на него, подпирая рукой щёку. Это было наваждение, от которого невозможно было избавиться.
— А как к вам относились его родители? — спросила Маша.
— Как к мебели, к симпатичному дополнению — не более. Его мать искренне удивилась, когда я сказала, что хочу выйти на работу.
«Майя, милая, ну сама посуди. Как же муза моего сына может работать? Твоё место здесь. Мужчины очень не любят, когда женщины становятся на одну ступень с ними. Уважай мнение своего мужа, или ты его не любишь?»
Постепенно меня это всё начало раздражать. Мы стали часто ссориться с Александром. Он кричал, что я хочу испортить его карьеру, и уходил из дома, демонстративно хлопая дверьми. А потом привёл любовницу.
«Саша, как ты мог привести эту женщину в наш дом?» — кричала я.
«Ты ошиблась, милая. Я привёл её в мой дом. Ты живёшь в моём доме. Не нравится что-то — уходи!»
Уходить мне было некуда. Родители после нашей свадьбы продали квартиру и уехали за границу. Они почему-то решили, что мне дадут служебную. Я их не виню.
Однажды, придя домой, я поняла, что муж развлекается с очередной любовницей. Выбежав из квартиры, я села на трамвай и стала бесцельно кататься по городу. Всё в глазах расплывалось, и мне казалось, что выхода из этой ситуации нет. Незаметно для себя я уснула. Крепко спала, даже не сразу поняла, что меня трясут за плечо. Это был Николай Игоревич.
Мы так обрадовались друг другу, и мне было стыдно, что не давала о себе знать все эти пять лет. Волей-неволей, но я рассказала обо всём профессору Жарову.
Так меня ещё никто никогда не ругал.
— Майя, ты талантливая журналистка! — кричал Николай Игоревич. — Лучшая студентка на потоке! Да тебя готова была принять любая редакция! И так бездарно засыпать песком свою карьеру ради самовлюблённого режиссёришки? Он ногтя твоего не стоит!
Маша, дорогая, как я плакала тогда. Как ты сейчас. Николай Игоревич покричал, поругался, но успокоился. Отвёз меня к себе домой, где я впервые заснула крепким здоровым сном. На следующий день мы съездили к Александру, забрали мои вещи. Мужа дома не было в тот момент. Как я потом узнала, он даже не беспокоился, что с его женой. Есть я или нет — не важно.
Благодаря Николаю Игоревичу я стала работать в журнале путешествий, где моя карьера пошла в гору. Жила я у профессора, который стал мне вторым отцом.
Никто и никогда обо мне не заботился как он. Родственников у Николая Игоревича не было, поэтому в завещании он указал меня в качестве наследницы.
— А с Александром вы больше не встречались? — спросила Маша.
— Нет, — ухмыльнулась Майя. — Видеть этого человека я не могла. Первое время хотела отомстить, но не знала, каким образом. А потом успокоилась. Через пару лет я узнала, что Александр своими руками разрушил себе карьеру. Началось всё с любовниц, а закончилось всё выпивкой. Тем более, кто-то пустил в театральной богеме слух, что из-за его измен я оказалась на улице. Режиссёр с плохой репутацией не нужен был советскому искусству.
— А вы сейчас замужем?
— Нет, Маша. За время работы я объездила много стран. У меня были любовники, но ни с кем из них я не строила серьёзных отношений. Лично для меня мужчины стали вроде комаров, которым очень нравится женская кровь. Идеалом для меня был Николай Игоревич, но такого не получилось больше встретить.
— И вам не одиноко? — спросила Маша.
— Бывает, находит. Но я вспоминаю, что у меня есть любимая работа, увлечения, друзья, путешествия. Мне этого хватает. Счастье заключается не только в любви к мужчине. Вокруг столько прекрасного, что невозможно выбрать какой-то один ракурс.
Маша смотрела на Майю. Её слёзы давно высохли.
— Ну что же, милая, мне пора. — сказала женщина. — Не позволяй никому вытирать о себя ноги, и будь счастлива!
Она кивнула Маше и плавной походкой пошла по аллее.
Девушка сидела и размышляла. И почему она решила, что Лёва её судьба? Впереди целая жизнь, которую хочется прожить без переживаний и слёз.
Маша поднялась, посмотрела на чистое синее небо и улыбнулась. Всё будет хорошо!
