Жила Люба в живописной деревушке, среди ромашковых полей на берегу прозрачной речки, вся природа вокруг дышала красотой, леса пронизанные золотистым солнечным светом, лужайки с изумрудной травой, а извилистые тропинки так и звали прогуляться по ним со своим возлюбленным, цветы так и просились чтобы их подарили прекрасной девушке.
Вот только Любу не приглашали на вечерние прогулки, цветы дарили другим и парни не пытались её тайком поцеловать, эта сторона жизни обошла её стороной и так и осталась для неё непознанной тайной.
У Любы никого не было кроме деда, тот не смотря на солидный возраст обладал огромной энергией и бодростью, что в пору молодым позавидовать, а так же ужасным склочным и тяжёлым характером, местные предпочитали его избегать, так как общаться с ним было не возможно. Люба единственная кто его терпела, деваться ей было некуда и она находила подход к его деспотичной натуре.
Так и жили они особняком, вели огромное хозяйство, в труде проходили дни, Люба была молодой девушкой, как говориться на выданье, но не смотря на хорошее приданное свататься к ней никто не спешил.
Она переживала, хоть виду и не показывала. Глядя на своё отражение, горько плакала, широкое лицо, на котором затерялись маленькие глазки, а рот как у лягушки, приземистая, плотная, создана явно для работы, а не для любви. Единственное что украшало её, так это густые тёмные кудри, только какой от них толк, коли остальное так подкачало. А само её имя, Любовь, было ей дано будто в насмешку.
Когда по деревне прошёл слух, что Шурка — рябая выходит замуж, Люба начала понимать, наверное на неё не обращают внимания парни не из — за внешности, уж если горбатая рябая и косолапая Шурка кому — то приглянулась… Только спустя годы Люба поняла отчего осталась одна, внешность у неё была самая обычная, просто никто не хотел связываться с её дедом и тем более родниться с ним.
Деда не стало когда Любе стукнуло тридцать лет а звание «старой девы,» закрепилось за ней давно. Теперь она стала единственной хозяйкой добротного дома, большого огорода, а так же коровы, свиней и домашней птицы. Все диву давались, как она одна со всем этим управляется, а Любе и в радость был этот труд, не оставалось времени печалиться о своей участи.
Но внезапно, один за другим стали появляться женихи. Но Люба понимала, что привлекает их не она сама, а дедово наследство. Может если бы она была моложе, то закрыв глаза поверила бы, но сейчас глаза её были широко раскрыты и она видела корысть движущую кандидатами в мужья.
Одиночество тяготило её, нет она не обладала тяжёлым характером своего деда, имелись и приятельницы, люди любили её за спокойный доброжелательный характер, но жила то она одна и не было рядом родного человека. И Люба всё чаще стала задумываться об усыновлении ребёнка.
Долго думать не стала и поехала в приют, в первое же своё посещение она увидела мальчика лет пяти, болезненного худого и напуганного, узнав что тот недавно потерял семью, душа её сжалась от боли. Такое же одинокое сердце, как и она и здесь он не останется! В те времена с усыновлением было проще и вскоре маленький Павлуша переехал к Любе.
Запуганным и болезненным Пашка оставался не долго, как по волшебству все хвори ушли, Люба отпоила его парным молоком, отогрела нерастраченной материнской любовью. Ребёнка стало не узнать, носился он по округе с местной детворой, открывая всё новые и новые заповедные уголки края, ставшего ему родным. Рвался помогать Любе, хоть та и не заставляла его ничего делать, был благодарен ей за этот новый мир, открывшейся ему, а она целовала его в вихрастую макушку и тоже была благодарна, за всё.
Павлуша пошёл в первый класс, когда к одной Любиной приятельнице, приехали многочисленные родственники. Та постоянно бегала к Любе, то за табуреткой, то за тарелками, а потом пригласила её посидеть с ними, Люба согласилась заглянуть на минутку, а в итоге засиделась до ночи, пока за ней не прибежал соскучившийся Павлуша.
В ту ночь она не могла уснуть, перед глазами стоял Аркадий, военный на пенсии, который так галантно ухаживал за ней весь вечер. Что — то трепетное зарождалось в груди, рвалось наружу, не давало спать. Она чувствовала его неподдельный интерес к ней, именно к ней, а не к её двору полному скотины.
Прогулки с Аркадием стали обычным делом, он бережно водил Любу по извилистым тропинкам, рвал для неё цветы и наконец она испытала сладость первого поцелуя. Люба ходила сама не своя от счастья, она не чувствовала себя больше старой девой, теперь она была женщина, желанная и прекрасная, с прямой спиной и танцующей походкой, с тёмными кудрями и накрашенными губами, которые помнили прикосновение колючих усов Аркадия.
Вечер приглушил краски осени, словно накинул на мир тёмную вуаль. Люба и Аркадий сидели на скамейке. На чёрном полотне неба зажигались серебристые искорки звёзд и воздух пропитался предчувствием чего -то, она ощущала это и ждала, сейчас он скажет главные слова… Аркадий несколько раз откашливался и наконец решился:
«Любовь Петровна, вы и сами понимаете… , — он вновь откашлялся, — вы видите моё отношение к вам, вообщем мы взрослые мужчина и женщина и я предлагаю вам узаконить наши отношения и жить вместе…»
Люба улыбалась, слушая это сбивчатое предложение, скрытая тёмной вуалью вечера. А он продолжал:
«Вот только, поймите меня правильно, мальчика вашего Пашу, лучше вернуть в приют, чужие дети нам ни к чему, своих ещё успеваем завести.»
Люба сидела как громом поражённая, словно внезапно кто — то окатил её колодезной водой:
«Вы предлагаете мне сдать сына, чтобы быть с вами?» — ошарашенно произнесла она.
«Ах бросьте, — забеспокоился Аркадий, — все же знают что он не сын вам, а потом появиться свой родной…
«Прощайте, — перебила его Люба, — я сына на штаны в доме не поменяю.»
«Вы же потом жалеть будете, не рубите с плеча!»- кричал он ей вслед.
Серебристые искорки звёзд казались размытыми белыми блюдцами, из — за слёз застилавших её глаза, но она твёрдо знала что жалеть не будет, что ж старая дева, так старая дева, но не предательница…
Автор: Анфиса Савина
