Мир лучше, чем мы о нем думаем. Так говорит мой муж. Но при этом боится кредитов и проверяет чеки в ресторане. Как бы совмещает в себе «Мир лучше…» и «Бережёного Бог бережёт».
Мне нравится думать, что муж прав. Мир действительно лучше, и он готов постоянно нас удивлять степенью своей недооцененной идеальности.
Мой друг развелся с женой. Официально. Но только с женой — не с дочкой. Дочку он любит со всей возможной отцовской страстью, смотрит на нее увлажненными нежностью глазами, и даже научился плести две несинхронные косички из жиденьких волосиков.
Но вот жена ожиданий не оправдала категорически. Хотела много брать, а взамен — ничего. Любовь, ласка и деньги друга улетали в ненасытную бездонную бочку. Жена хотела не работать, курортов, фитнесс и спа.
Взамен — дочку. Дочка — чудо, спасибо громадное, но другу хотелось обычного человеческого счастья: тарелку борща вечером и вопроса «Как прошел день?», а утром — наглаженной рубашки, омлета с помидорами и заранее приготовленный зонтик.
Борщ, омлет и зонтик — это забота. Забота рождает ответную благодарность. У друга в ответ на заботу вырастают крылья, и хочется «рвать жопу». А без заботы — хочется спать и рубиться в комп. Рвать ничего не хочется, и даже с дочкой гулять лень. Из недр души просыпается и вылезает мерзкое «Назло».
Оно мелко пакостит и гадит в душу.
Незабота рождает ответное равнодушие. Жена должна была это знать или догадываться.
Но она утром спала, а вечером встречала мужа вздёрнутым в недовольстве носиком и свежеприготовленными претензиями. «С перекошенной обидами рожей».
Это, конечно, история, рассказанная цитатами от первого лица — лица друга. Лицо, надо заметить, осунувшееся, схуднувшее, с нервным тиком на правом глазу.
Друг тяжело переживал развод.
Расстались они врагами. Другу хотелось возмездия. Он стал платить алименты в процентах от белой зарплаты. Белая зарплата — это совсем слезы. Бывшей жене не хватало даже на коммунальные платежи.
Выйти на работу она не могла — дочка совсем мала.
Вот тут переломный момент. Можно взять себя в руки и проявить сильной женщиной. Стальной и пуленепробиваемой. Потому что твой успех – это лучшая месть. Бывший муж будет кусать локти и вымаливать второй шанс.
А можно скатиться в жалость к себе и проклятья к бывшему мужу.
Жена зажглась ответной жаждой мести. Козырь — дочь. Жена бросала трубки, скрывала ребенка, не давала общаться с отцом.
Друг видел дочь только на фото в соцсетях.
Наверное, всё это как-то можно было решить через суд, через скандалы.
Но друг был слишком опустошён произошедшим, и сил хватало только на тихое зализывание ран. Он обрабатывал их коньяком и лимоном и редко отвечал на звонки друзей.
Я не осуждала друга, но и не поддерживала. Сохраняла стойкий нейтралитет. Кто я такая, чтобы осуждать? Я не была на месте друга, не ела «Роллтон» по вечерам вместо ужина, не забирала молча счета с полочки у зеркала в качестве супружеской коммуникации, не слушала регулярных нотаций о собственной никчемности, не растила в себе ненависть и неприятие в таких масштабах, чтобы даже стереть из телефона все совместные фото – как бы обнулить прошлое, отформатировать память о семейной жизни.
Когда тебя бьют, не хочется вспоминать заповеди — хочется дать сдачи.
Мне позвонила бывшая жена друга и попросила денег в долг. Сумма весомая. Не настолько весомая, чтобы не дать, но и не такая маленькая, чтобы легко забыть и смириться в случае невозврата долга. А о возврате и речи не идет — безработная мать-одиночка…
Я понимала, что основная нагрузка звонка — не деньги. А развенчание образа друга в моих глазах как порядочного мужика. Он бросил жену и, главное, дочь в пропасть безденежья, не выполнил ничего из того, что обещал в своей предвыборной (предсвадебной) речи.
Я должна разочароваться в нем, позвонить и сказать:
— Ну как ты мог? Не друг ты мне больше…
А он в ответ заплачет горькими слезами раскаянья и переведет дочке деньги на счет бывшей жены…
Жена считает, что дружба — понятие растяжимое, и ответственность за поступки её бывшего мужа должны нести те, кто считает его другом. Один за всех – и все за одного. То есть в какой-то мере я тоже бросила ее на произвол судьбы без денег и фитнеса. И вот она мне сейчас даёт шанс исправить «мою» ошибку.
— Яна, а на что тебе эти деньги? — спрашиваю я.
— Нам жить не на что. Ребенок болеет, у меня даже на лекарства денег нет, — я слышу по голосу, что Яне нравится отвечать на этот вопрос. Вроде сама она не жаловалась, но от правды никуда не денешься.
— Чем болеет ребенок? — пугаюсь я за маленькую Сонечку.
— А это принципиально? На ангину не дашь, а на корь — пожалуй?
— Ян, не ёрничай, когда просишь в долг. Я не хочу впутываться в ваш конфликт. Для меня здесь не столько вопрос потерянных денег, сколько предстоящих объяснений с Владом.
— Почему потерянных? — оскорбляется Яна. — Я отдам, когда смогу.
— Ян, ты не работаешь, — мягко напоминаю я.
— Ну, это не навсегда. Дочь растет, я найду сад, и выйду на работу…
«Ясно, — думаю я. — Значит, ближайший год ты планируешь жить на подачки сердобольных подруг».
— Ян, а давай так. Я денег тебе не дам, но дам возможность заработать. Через 2 дня у меня большое мероприятие за городом. Я и организатор и ведущий. Мне нужен человек на побегушках. Подай — принеси, ничего сложного. Выезжаем с тобой туда часов в 14 на моей машине, вернемся поздно, после полуночи. Я тебя до дома доброшу. Заплачу тебе…ну, скажем, 7 тысяч рублей.
— А ребенка я куда дену? — хмуро и незаинтересованно уточняет Яна.
— Я не знаю, это твои проблемы. Попроси соседку. Найди няню. Отдай Владу. У тебя 2 дня впереди, чтобы решить, куда деть ребенка.
— Я не могу оставить дочь с чужим человеком, а ее отец — подлец, и с ним я Сонечку не оставлю. Ни одна хорошая мать…
— Ясно, — невежливо перебиваю я. — Тогда извини. Я занимаюсь благотворительностью по другой линии. Пока, Ян…
Я кладу трубку. Бездонная бочка. Яна не хочет зарабатывать – и крутить педали. Но ехать хочет. Ну, так создай условия, чтобы кто-то захотел тебя везти. Зачем блефовать с одними шестерками на руках? Пора наступить на гордость, признать своё поражение, сварить борщ, надеть чулки на подвязках и позвать бывшего мужа на разговор. Желательно вечером, чтобы можно было уложить дочку и хорошенько отблагодарить бывшего за всё хорошее, что было. Два раза, один из которых – как в старые добрые времена – прямо на стиралке.
А потом он устанет и, наверное, останется ночевать… Дальше – не знаю, как захотите, но опыт потерь очень информативен. И деньги на лекарства дочке у тебя точно будут.
Я частично понимаю Влада. Вечное «дай» без «спасибо» — это ни один мужик не выдержит. Мужикам жизненно необходима вера в них. Она как бензин. Без неё лететь только вниз, а они хотят — в небо. Но они покоряют небо не ради неба, а ради той, кто ждёт на берегу. А если на берегу ждёт «Роллтон» и неоплаченные счета, так зачем ему туда лететь?
Яна сама виновата, мне сложно её жалеть. Сонечку с жиденькими волосиками жалеть в этой ситуации слаще всего…
Я варю себе кофе. Я не буду его пить, но мне важен запах. Аромат кофе — самый яркий, живительный и вкусный. Пробуждающий к жизни. Проясняющий мозг.
Говорят, если ты видишь человека на подоконнике, который собирается выпрыгнуть из окна, нужно по возможности войти в его квартиру и… до разговора начать варить кофе. Волшебный запах возродит в потенциальном самоубийце желание жить и не допустит суицида. Мозг как бы спросит: «Ты уверен, что из-за этой ерунды ты готов сигануть в окно и больше никогда в жизни не выпить чашечки кофе?»
Набираю номер Влада.
— Переведи Яне денег. У тебя дочь болеет, я слышала в телефоне — кашляет. Яна говорит, что у нее нет даже на лекарства. Вдруг правда нет. Сонечка-то не при чем… И да, они обе дома. Я слышала ваш домофон с Вивальди, пока разговаривала с ней…
— Я даю ей деньги, а она тратит их на себя, — хмуро поясняет Влад причины своих финансовых санкций, от которых страдает дочь.
— Влад, какая разница, на что она их тратит. Она — мать твоего ребенка. И ребенок, на минуточку, сейчас с ней.
— Я хочу давать деньги дочери. А Яне я ничего не должен. Я пять лет вез её на своём горбу, она как сыр-в-масле каталась. Не оценила – ушла лесом.
— Дай ради себя — не ради неё. Не отслеживай судьбу этих денег.
Влад молчит. Прислушивается к решению совести.
— Тебе легко говорить. Я их не кую.
— Мне легко говорить. Потому что эти деньги ты потом вместо дочери потратишь на врачей, восстанавливающих твою нервную систему.
— Оля, что мне делать?
— Купи продуктов, лекарств и плюшевого медведя и поезжай к ним.
— Я видеть не хочу эту с…ку…
— Ясно. Пока, Влад.
Я кладу трубку. Не хочешь видеть — не видь. Смотри на коньяк и лимон. Упивайся возмездием, пока твоя дочь хрипло кашляет, надрывая горлышко.
Что ты доказываешь Яне? Что с тобой ей было лучше, чем без тебя?
Неееееет, дорогой, ты сейчас доказываешь совсем другое. Что ты — мудак. Раньше это было для неё теоремой. Теперь аксиома, не требующая доказательств.
Вам друг до друга шаг, а вы оба копаете пропасть вглубь. Но яму любой длины, выкопанную вглубь обид, можно просто перешагнуть. И хотя бы просто дружить. Ради дочери, внутренней гармонии и уважения к прошлому.
Всё просто, но как же мы любим усложнять!..
Я учусь на чужих ошибках. Звоню мужу просто так, напомнить, что люблю его и что на ужин — солянка. Муж отвечает что-то нежное и вдохновляющее.
Во время разговора по второй линии звонит Влад. Я продолжаю разговор с мужем. Спустя минуту пробивается Яна. Я продолжаю разговор с мужем.
Я не буду перезванивать. Сами разбирайтесь. Чужую беду рукой разведу.
Я буду просто надеяться, все будет хорошо.
Потому что мир лучше, чем мы о нем думаем.
