У Галины Федоровны кто-то украл бюстгальтер – не какой-то там новомодный пуш-ап с кружавчиками, а кондовый, атласный, стеганый лифчик советского образца, без проблем удерживающий её грудь седьмого размера. Утром женщина развесила постирушки, радуясь солнечному деньку, а через пару часов вышла из дома и ахнула. Простыни и полотенца висят, как ни в чем не бывало, а на месте бюстгальтера белеет веревка. Галина Федоровна глазам своим не поверила.
— Да что же это такое! — возмущенно закричала она. – Кто мой лифчик с веревки снял? Совсем ошалели, тыквы старые!
Вообще-то, в так называемой «пенсионерской слободке» проживало десять человек, но сейчас кто-то лежал в больнице, а кто-то уехал в гости, поэтому на крик выползли лишь четыре старушки и дед. Дело в том, что их улица состояла из домов барачного типа, до сноса которых всё никак не доходили руки местных властей. Но пусть их жители пользовались общественным туалетом, а квартирки состояли из двух комнатушек, зато каждая семья имела сарайчик и даже кусочек земли, на котором росли кусты помидоров. Уютные, застланные половичками крылечки выходили в огороженный двор. А главное, вся эта благодать располагалась в самом центре города. Старики получили комнаты в бараках, как временное жилье от швейной фабрики. Однако годы шли, выросли дети и внуки, закрылась фабрика, а вместе с ней и рухнули надежды на переезд. Впрочем, пенсионеры привыкли к своей «слободке» и ворчали на городские власти больше по привычке. Хотя они иногда и переругивались из-за какой-нибудь ерунды, но всегда спешили на помощь соседям. И вот теперь старики недоуменно пялились на возмущавшуюся Галину Федоровну.
— Ты чего разоралась-то? – нахмурился Алексей Матвеевич. — Кому здесь могут понадобиться твои чехлы для арбузов? Разве пращу из них соорудить!
— Заткнись, старый гопник! Думаешь, не знаю, что самогон гонишь? Все участковому расскажу.
— Для личного потребления имею право. Государство разрешило. И к твоей пропаже это не имеет никакого отношения.
— Действительно, Федоровна, — поддержали соседа Дарья Михайловна с Натальей Ивановной, — что грех на душу берешь?
— Кому нужен твой лифчик? — возмутилась и Марья Петровна. – Мы даже вскладчину такого размера не наберем.
— Ну, куда-то же он делся!
Кража поражала нелепостью. Действительно, кому, скажите на милость, понадобилось далеко не новое старушечье белье. В милицию с такой пропажей не сунешься — засмеют! Да и как-то неловко: цена этому барахлу ломаный грош. Но происшествие очень не понравилось Галине Федоровне.
— Неужели, теперь и белье во дворе нельзя на просушку повесить? Воры кругом!
— Окстись! Дома поищи: может, валяется лифчик где-нибудь, а ты орёшь, как оглашенная.
У Галины Фёдоровны от возмущения разом подскочило давление.
— В отличие от вас, старые кошелки, я из ума не выжила! Гляньте, пустое место на веревке.
Все только руками развели, глядя на разгневанную женщину. Соседи были уверены, что она сама куда-то задевала бюстгальтер, а теперь возводит на всех напраслину. В самый разгар скандала во двор заехала машина, из которой вылезла груженная сумками Альбина Сумина. Энергичная молодая женщина работала социальным работником. Два раза в неделю она привозила старикам заказанные продукты, снимала показания счетчиков, платила коммуналку и записывала к врачам – в общем, выполняла сотни поручений, облегчая жизнь пожилым людям. Её работу никто не назвал бы легкой, потому что привередливым старушкам постоянно что-то не нравилось: то яйца слишком мелкие, то в пакетах крупы недовес, то консервы не вкусные. Нахмуренные брови, подозрительно прищуренные глаза и поджатые губы – именно в такой боевой готовности они обычно встречали Альбину. Зато однажды ловкая мошенница, выдав себя за представителя пенсионного фонда, забрала у них все сбережения, дабы обменять «старые» деньги на новые купюры.
— Мне вы не доверяете: каждый раз допрос с пристрастием устраиваете, и чеки по пять раз пересчитываете, — упрекнула тогда женщина своих подопечных. – А тут первой встречной отдали свои деньги!
— Так она нас заворожила, ведьмака черноглазая, — быстренько оправдались старушки. – А ты — обычный человек: можешь и ошибиться, и обмануться.
И вот теперь Альбина разглядывала своих не в меру разошедшихся подопечных и пыталась сообразить – сразу ей скорую помощь вызывать или для начала всё-таки выяснить, что произошло. Услышав про пропавший бюстгальтер, она тяжело вздохнула, сообразив, что для Галины Федоровны пропажа может обернуться реанимацией.
— Давайте успокоимся, и будем рассуждать логически, — предложила она старикам. – Белье пропало в промежуток…
— Между девятью и одиннадцатью часами, — буркнула Галина Федоровна.
— Кто из вас выходил во двор в это время?
Старики упорно молчали, но Альбина их хорошо знала.
— Неужели за два часа никто даже в туалет не выходил? Быть того не может.
— Да мы в ведерочку…
— Не надо лукавить, вон, ваши ведерочки пустыми на крылечках стоят – проветриваются.
Галина Федоровна угрожающе засопела, глядя на смутившихся соседей.
— Ну, я побывал в нужнике, — первым пошел в атаку Алексей Матвеевич. – Так что же? Выходит, что и лифон у этой пароходной сирены украл?
— Кто сирена, да сам ты…
— Доругиваться потом будете, — прервала их Альбина — Итак, Алексей Матвеевич, когда во двор выходили, видели кого-нибудь из посторонних?
— Нет, — пожал плечами старик. — Посторонних здесь не бывает.
— Почему же? — возразила Альбина. – Родственники иногда заглядывают, а то и агенты по продажам. В прошлый раз вам утюги не работающие втюхали.
— Вот ведь бесстыжие прохиндеи! — заволновались старики,
— Так был кто-нибудь?
Пенсионеры призадумались.
— А что ты молчишь, Федоровна? — удивилась Наталья Ивановна. – К тебе же племянница приходила.
— Ты чего? Не было у меня Олеськи!
— Как это не было, когда я с ней разговаривала.
— Склероз тебя замучил, Ивановна, — фыркнула Галина Федоровна. – Вчера племянница у меня была. Уговаривала её сына с семьей здесь прописать. Мол, жить будет в другом месте, просто прописка нужна. А я отказала. Алешка и выпить не дурак, и драчливый. Возьмет да вселится, а мне потом из дома беги? Всё равно я на Олеську завещание написала. Так и сказала: вот умру – делайте, что хотите, а пока жива — отстаньте.
— На тебя Олеся мне и жаловалась сегодня. Мол, узнала, что нас скоро расселять по новым квартирам будут. Её сыну тоже тогда дали бы жилплощадь, а ты упрямишься.
— Да уж сорок лет обещают расселить, а толку-то? – буркнул Алексей Матвеевич. – Враки всё!
— Наверное, расселение ясновидящая в хрустальном шаре увидела, — подала голос Дарья Михайловна. – Вчера из больницы на автобусе возвращалась и видела, как Олеся выходит из её салона. Там ещё плакат висит: «Ясновидящая колдунья Кармелита Черная».
Старики переглянулись, а Галина Федоровна побагровела. Альбина поняла, что пожилая женщина каким-то образом связала пропавший бюстгальтер с посещением племянницы Кармелиты Черной.
— Да мало ли зачем Олеся к ведьме ходила? Может, сына хотела от пьянства излечить, — попыталась она сгладить ситуацию.
Но Галина Федоровна ничего не ответила, раздраженно срывая белье с веревки. Альбина раздала старикам заказы, разобралась с чеками, и только потом подошла к её двери. Но там висел замок.
— Наверное, помчалась с Кармелитой разбираться, — ехидно хмыкнул за её спиной Алексей Матвеевич. – Недавно тут история произошла. Петровна решила, что её дочь сглазили, и отправилась к этой аферистке. Так Кармелита сказала старой дуре, мол, чтобы сглаз снять или, наоборот, порчу навести, нужны какие-нибудь интимные вещи: трусы там или лифчик…
Как не спешила Альбина к «ясновидящей», но даже на машине не удалось догнать разъяренную пенсионерку. Когда она подъехала к салону, битва была в самом разгаре: Галина Федоровна тягала Кармелиту за волосы и орала:
— Вот тебе интимные вещи, паразитка! Когда Олеська с лифчиком придет, можешь сказать, что не видишь в своём шаре моей квартиры!
Альбине с трудом удалось разнять женщин и затолкать ругающуюся Галину Федоровну в машину. Но, даже положив нитроглицерин под язык, та не умолкала всю дорогу до «пенсионерской слободки».
— Хороший был лифчик! Ну, пусть теперь Олеська хоть на голову его наденет. Сегодня же к нотариусу схожу. Надолго она у меня запомнит, как воровать… интимные вещи!
