Прошло то время, когда на рубль можно было накупить продуктов, а Ленька продолжал клянчить старыми деньгами: — Анна Ивановна, дай рупь! – подразумевая под этим рублей сто.
Вот так сразу, без предыстории, как рубанет с плеча утречком рано: — Дай рупь!
— Иди отсюда, охламон, — ответит ему семидесятилетняя Анна Ивановна, которая уже глубоко на пенсии и живет одна-одинешенька.
— Вот же ведьма старая, — буркнет вслед сорокалетний Ленька, перебивавшийся случайными заработками и постоянно занимавший на опохмел.
Кто-то занимал ему, а кто-то, как Анна Ивановна, — от ворот поворот.
— Вот куда ты деньги копишь? – прицепился как-то выпивший Ленька к Анне Ивановне. – У тебя же никого нет, живешь одна, как трухлявый пень.
— Даже не начинай, денег все равно не дам, мне они самой нужны.
Даже деревенские иной раз задумывались, а и в самом деле, куда ей деньги, одной-то много ли надо. Но правды у Анны Ивановны не узнаешь, скрытная она. Каждое воскресенье, надев праздничную одежду, повязав белый платочек, отправлялась на остановку с неизменной синей сумкой.
Через полтора часа выходила в небольшом городке и шла к детскому дому, где ее уже почти все знали. Раньше она оставляла конфеты, печенье, фрукты воспитателям, чтобы детям раздали. А потом и самой ей позволили угощать ребятишек, — так и стала она бабой Аней, малышня звали бабушкой.
Об этих странных посещениях случайно прознали односельчане, — кто-то увидел ее у детдома. Слухи разлетелись быстро. Поступок Анны Ивановны объясняли тоской по сыну, который погиб еще в подростковом возрасте. И больше у нее никого не осталось. А в общем-то нет, нельзя назвать ее одинокой, — у нее детский дом с разновозрастной ребятней.
Многим деревенским семьям денег не хватало, и потому не могли они понять, зачем Анна Ивановна тратит на чужих, ведь пойди к ней в займы просить, ни за что не даст, — вот это было непонятно местным жителям.
— Они и так на полном государственном обеспечении, — переговаривались у магазина пенсионеры, — с жиру бесится, добренькой хочет казаться.
Анна Ивановна как раз выходила из магазина, явно слышала, что про нее судачат, но вида не подала.
И только Ленька, который в этот день на удивление был трезвым, вдруг побагровел от злости: — Чего раскудахтались как куры? Свои кровные что ли тратите? Не из вашего кармана!
— Раздухарился пьяница, — ворчали бабы, иди проспись.
Ленька плюнул со злости и побрел домой, в переулке догнав Анну Ивановну.
— Анна Ивановна, — обратился он к ней и замолчал.
Пенсионерка остановилась, поставила на траву сумку с продуктами и посмотрела на Леньку.
— Анна Ивановна, — повторил он, — уважаю! – и хлопнул себя рукой по груди.
Заросший щетиной, непричесанный, в старом мятом пиджаке, он смотрел на женщину совсем другим взглядом.
— Эх, Ленька, — вздохнула Анна Ивановна, — ты ведь таким хорошим парнем был, — она достала из сумки кошелек, открыла его, посмотрев, сколько осталось денег, достала тысячную купюру и протянула ее ошалевшему Леньке.
— Вы чего теть Нюр, — сказал Ленька, — я же от чистого сердца, я и вправду уважаю вас за то, что к детям каждый выходной ездите.
— Бери, говорю, — настояла Анна Ивановна, — у тебя тоже дети, хоть бы какой раз гостинцы им купил.
— Понял, теть Нюр, — кивнул Ленька, — возьму тыщу, куплю детям подарки, а деньги с первого заработка отдам.
— Не надо отдавать, ты только слово сдержи, прямо сейчас беги в магазин и купи чего-нибудь нужное детям.
— Ага, — Ленька снова кивнул.
— Смотри мне, это детям твоим на подарки, потому как отец ты, а не леший из леса.
— Анна Ивановна, куплю, у Аленки ведь сегодня день рождения, я только сейчас вспомнил. Клянусь, куплю.
Ленька, направился в сторону магазина, оглядываясь на расщедрившуюся Анну Ивановну. Женщина уже направилась к дому, но пройдя несколько шагов, остановилась у заброшенной усадьбы и стала ждать, задумавшись. Леньки не было видно. – Пропьет, наверное, стервец, — с горечью подумала она и пошла домой.
Прошла неделя, Леньки нигде не было видно, — соседка сказала, вроде как на работу устроился. А через месяц узнали, что бывшая жена приняла Леньку, — закодировался, не пьет он больше.
Еще через два месяца он попытался вернуть Анне Ивановне тысячу. – Не надо, Леня, пусть она так и останется у тебя та тысяча, как счастливая.
— Я в воскресенье могу вам, Анна Ивановна, сумку до автобуса донести, — вы же в детдом едете.
— Еду, Леня, еду, — улыбнулась женщина, — донесешь, так спасибо.
И она пошла домой, мысленно благодаря Бога, что помог Леониду к жизни вернуться. А еще она молила Бога о том, чтобы дал ей еще несколько лет быть в силе и возить гостинцы сиротам.
Татьяна Викторова